В этот момент – он знал это наверняка – в далеком уголке космоса украденными сити‑ракетами оснащается эскадра Венеры, Марса или Юпитерианского Совета. А может, это затевает сама Земля?

Лазарини – землянин, но это еще ни о чем не говорит. Один из немногих ведущих инженеров‑землян, не работавших по контракту с ассоциацией, он иногда подрабатывал на Венере, Марсе или в Юпитерианском Совете.

Дженкинс выпрямился в большом кресле с отсутствующим видом, вытирая пот со лба, и заставил себя слушать:

– …Посоветовать вам вернуться в клинику при первых признаках ухудшения, – мрачно продолжал Ворринджер. – Например, кровотечении при рвоте. Будет слишком поздно для экспериментов, но мы можем, по крайней мере, облегчить финальную стадию.

– Я буду занят, – хрипло сказал Дженкинс. – Я не надеюсь вернуться сюда.

Ворринджер скривился.

– Молодой человек, вы знаете, что такое лейкемия?

– Я… – Дженкинсу стало не по себе. – Думаю, что да.

– Во‑первых, это слепота, – Ворринджер моргнул за стеклами очков. – В вашем случае это может произойти через шесть‑семь дней.

Дженкинс похолодел.

– Распад тканей, – голос врача был размеренным и громким. – Пораженные клетки умирают. Усиливается кровотечение из носа и горла. Малейший порез, легкий удар послужат причиной кровоизлияния. Тем временем, кровотворящие клетки отмирают.

Дженкинс слабо кивнул.

– Повышается температура, – продолжал бородач. – Обезвоживание. Истощение. Облысение. Некроз тканей. Мертвые ткани отслаивают во рту и горле. Смерть – как‑будто вам перерезали горло. Вот ваше будущее, мистер Дженкинс, если вы не останетесь на лечении.

– А есть выбор?

– Да, – Ворринджер кивнул темноволосой головой. – Контррадиация в некоторых случаях способствует выздоровлению больных. Менее сложные случаи иногда лечатся старыми методами – рутин для ослабления кровотечения, питание через капельницу, синтетическая плазма – для замены отмирающей крови. Препарат, который вам сейчас вводили, содержит вещества, в какой‑то мере повышающие сопротивляемость организма и отодвигающие распад. Но самое большее, что мы можем вам гарантировать, мистер Дженкинс, – это безболезненная смерть.

Ворринджер вздохнул и посмотрел на настольные часы.

– Мы говорим о победах медицины! – выкрикнул он в сердцах. – И это все, чего мы достигли через два с половиной столетия после Хиросимы.

Он хрипло откашлялся.

– Если вы решите остаться, мы немедленно начнем лечение.

Дженкинс встал, колени его дрожали, но он старался скрыть это. Он вздохнул и покачал головой.

– Нет, доктор, – его удивило спокойствие собственного голоса. – Я должен буду продолжать работу на Фридонии до тех пор, пока кто‑то не сможет сменить меня. Пожалуйста, выведите их из комы как можно скорее. Думаю, что большинство из них решит попробовать ваше лечение, но наверняка некоторые…

Ворринджер сухо прервал его:

– Ерунда, мистер Дженкинс. Эти паникеры получили слишком большую дозу аметина – в шесть раз больше допустимой. Вывести его из организма даже при нашем интенсивном лечении… К тому времени уже будет поздно пробовать применить радиационную терапию.

Он мрачно посмотрел через очки.

– Боюсь, вам придется работать одному, мистер Дженкинс, – добавил он угрюмо. – Или подыскать других помощников. Потому что аметин будет противодействовать клеточному стимулятору, который лежит в основе радиационной терапии.