Я могу лишь облегчить предсмертные страдания этих людей. Они проснутся как раз вовремя, чтобы умереть.
Дженкинс сел в кресло.
– Я понимаю, – хрипло прошептал он. В глазах у него потемнело, но вскоре туман рассеялся. Он услышал свой собственный голос, как бы со стороны: – Только, пожалуйста, у меня одна просьба.
Вставая, Ворринджер помедлил.
– Пожалуйста, – попросил Дженкинс, – не говорите никому, что я скоро умру.
– Я не болтаю на такие темы, – резко бросил Ворринджер. – Это профессиональная этика. Он вздохнул и протянул Нику руку. Надеюсь, что вы успеете завершить свою работу.
10
Дженкинс вышел из госпиталя с тяжелым сердцем: он должен был сообщить печальное известие родственникам. Город Обания представлял собой единственную улицу с заброшенными ржавого цвета зданиями, притулившимися у черных скал голого железа под еще более черным небом – черным потому, что тонкий слой синтетической атмосферы, удерживаемый притяжением терробразующего поля, был слишком мал для рассеивания холодного солнечного света.
Карен Дрейк была в грязной от краски рабочей одежде зеленый платок поддерживал ее рыжие волосы. Она покрывала алюминиевой краской маленький домик в конце улицы. Он позвал ее, заставив свой голос звучать как можно спокойнее. Женщина отложила распылитель и грациозно спрыгнула с лестницы‑стремянки. Он захлебнулся от теплоты ее улыбки; ему пришлось отвернуться.
– Что случилось, Ник? – Ее гортанный голос сохранял земной акцент. – Тебе пора отдохнуть! Рик писал мне, что ты изводишь себя работой на этой машине. Ты выглядишь очень усталым. Мы найдем тебе что‑нибудь поинтересней, чем мысли о сити‑шоке!
Дженкинс угрюмо покачал головой. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но понял, что не сможет погасить теплый свет ее улыбающихся глаз. Не сейчас.
– Как Рик? – донесся до него ее вопрос. – Он писал, что приедет в следующем месяце, – весело щебетала она. – Он сказал, что работа на Фридонии почти закончена, и теперь он не будет отлучаться надолго. Анна помогает мне по дому, она сейчас там – красит мебель.
Жена Дрейка повернула голову к свежеокрашенной алюминиевой стене и довольно улыбнулась.
– Как ты думаешь, Рику понравится? – спросила она. – Мы с Анной жили в старом доме О'Баниона, но ей понадобится больше места, когда родится ребенок.
Это старая ржавая халупа, но металл все еще прочный. – Она взяла его за руку. – Зайдем, навестим Анну».
Дженкинс шел за ней как в тумане. Молодая миссис Пол Андерс хлопотала в маленькой кухоньке. По ее лицу была размазана красная краска, которой она покрывала стулья. Когда Дженкинс посетил ее в прошлый раз, она все еще была тоненькой, по‑мальчишески угловатой, но теперь ее тело расплылось.
– А, привет, Ник!
Смутившись, она попыталась спрятаться за покрашенным в красный цвет столом. Быстрый взгляд ее серых глаз скользнул по его болезненному лицу и сразу прочитал то, что он не мог сказать. Она схватилась за горло и закричала.
– Ой, – зарыдала она, – что случилось с моим Полом?
Дженкинс задрожал. Он не сводил глаз с маленькой баночки красной краски, выпавшей из ее рук. Алая жидкость медленно расползалась по полу подобно крови. «Как кровь этой девушки и ее ребенка, – безучастно подумал он. – Как‑будто началась сити‑война».
– Скажите мне, – кричала она, – мой муж мертв?
Дженкинс облизнул губы. Наверное, лучше бы из клиники сообщили им. Он все равно не мог облегчить их страдания. Он попытался сглотнуть и наконец услышал свой хриплый голос:
– Нет. |