Вдруг тюрьма вздрогнула, стальные стены задребезжали, и воздух стал едким от пыли. В коридоре раздался грохот бегущих шагов, крики людей и выстрелы пистолетов. Сначала он подумал, что взрыв произошел под землей, что это саботаж с целью уничтожить искусственную атмосферу города. И в ожидании удушья он инстинктивно сделал глубокий вдох.

Но воздуха было достаточно, и настораживающая тишина воцарилась в тюрьме. Он посмотрел на считчик Гейгера, чудом оставленный тюремщиками на его руке. Он мигал зеленым, что означало нормальный уровень радиации. Значит, это не взрыв сити‑ракеты.

Зябко поежившись, он вновь устало зашагал по камере. Ник ощущал, что жизнь вытекает из него, как кровь из раны. Через три – максимум пять дней, согласно приговору Ворринджера слепота и тошнота обессилят его.

Мысли Дженкинса перенеслись к незаконченному передатчику на отравленной Фридонии, к столь необходимым слиткам украденного кондюллоя в хранилище дяди. Ник пытался представить себе, как пламя войны утихнет под потоком могучего энергетического поля – и снова с горечью засмеялся.

– Дурак! – сказал он себе. – Как умирающий может изменить жизнь на всех планетах?

А нужен ли людям лучший мир?

Он сидел у грязной стальной стены и размышлял. Двадцать лет назад Мартин Бранд напрасно потратил силы на попытку дать человечеству шанс начать новую жизнь, и сломили его не технические, а совсем иные препятствия. Основной противодействующей силой оказалось само человечество, огромное, растекающееся, пассивное чудовище. Таким видел его Дженкинс сейчас: поглощенным глупыми страхами и мелочными амбициями, с бессмысленными заговорами и бесцельными войнами, не желающим видеть новые горизонты, открываемые космическими инженерами.

– Зачем тогда все это? – бормотал Дженкинс.

Он понял, что произошло с дядей двадцать лет назад. Его обида на Мартина Бранда начала гаснуть. Если Бранд прошел через это, его нельзя обвинить ни в чем. Он стучал по стальному полу и ждал. На счет шестьдесят пять охранник‑землянин нервно открыл дверь камеры и вопросительно уставился на Дженкинса.

– Мистер Дженкинс, – в голосе охранника звучало плохо скрытое замешательство. – Объявлено предварительное слушание вашего дела. Я должен сопроводить вас в здание суда, нужно спешить.

Стражник многозначительно посмотрел на узника.

– Должно быть, у вас есть друзья, сэр!

– Неужели? – Дженкинс недоуменно посмотрел на конвоира и взволнованно прошептал:

– Что происходит?

Оглядывая коридор с величайшей осторожностью, охранник притворился, что не слышал вопроса. Испуганный надзиратель выпустил их на улицу. Дженкинс огляделся.

– Пойдемте, – офицер слабо дернул его за рукав. – Судья Бенедикт ждет.

Дженкинс ускорил шаг. По дороге он пытался понять, что происходит, по разбитым оконным стеклам, по следам пулеметных пуль на металлических стенах. Он вздрогнул от внезапного скрежета и, повернувшись, увидел серый зрачок автоматической пушки ядерного танка. От ужаса у него остановилось дыхание.

Дженкинс увидел труп на мостовой и услышал хриплый крик. Ему показалось, что рука трупа в серой перчатке шахтера‑астерита слабо шевельнулась. Он попытался крикнуть и жестом обратить внимание танка на лежавшего человека. Но танк не останавливался. Тяжелые металлические гусеницы переехали тело, что‑то хрустнуло, лопнуло. Дженкинс отвернулся, почувствовав острый приступ тошноты.

– Пошли, – сказал сопровождающий.

Как в бреду, Ник последовал за охранником к боковому входу здания суда. Тяжело сглотнув, Дженкинс старался не оглядываться на расплющенное тело. Он снова спросил:

– Что же происходит?

– Восставшие астериты пытались захватить здание правительства, – кратко объяснил офицер.