Дженкинс в отчаянии повернулся к дяде.

– Прости, Ники, – через решетку ему сочувственно улыбался высокий и уверенный в себе человек в золотисто‑пурпурном халате, в котором его арестовали. – Мы делаем все, что можем, но это ужасная ситуация.

Уставившись на грязный пол камеры, Дженкинс устало кивнул.

– Хуже, чем ты думаешь, – худое лицо Бранда стало серьезным. – Весь Мандат на грани паники. Слишком много сплетен. «Голос Мандата» опровергает их каждый час, но цензоры знают факты.

– Например?

– Что марсиане захватили завод на Фридонии, – Бранд поежился в своем пестром одеянии. – Что флот Юпитерианского Совета готовится атаковать Палласпорт сити‑ракетами. Что Венера бомбила Луну и начала блокаду Земли. Что астериты восстали и основали Республику Свободного Космоса, возглавляемую стариком Брюсом О'Банионом.

– Ну? – Дженкинс затаил дыхание.

– Все это болтовня! – Бранд отбросил назад длинные черные волосы знакомым жестом, в котором проглядывало пренебрежительное высокомерие. – Но народ взволнован. Здесь тебе безопаснее, Ники.

Дженкинс облизнул пересохшие губы и прошептал:

– Почему?

– Тебя обвиняют во всем, Ник, – лицо Бранда выражало сочувствие. – Все на Фридонии погибли, а ты не пострадал, говорят, что ты продался врагу, кто бы он ни был.

– Есть еще один человек, – тусклым голосом, наполнил Дженкинс. – Джин Лазарини.

– Лазарини нигде нет. – Бранд беспомощно пожал плечами. – А ты здесь. Им нужен козел отпущения, пока они не найдут настоящих виновников. Ты попался им под руку.

Потрясенный Дженкинс вцепился в решетку.

– Но ты не сдавайся, – подбадривал Бранд жизнерадостным тоном. – Мистер Гаст нажмет на все педали, как только спадает напряжение.

– Да, мистер Дженкинс, – Гаст изобразил подобие улыбки, потянул Бранда за рукав и прошептал ему что‑то.

– Можешь верить нам, Ники, – Бранд повернулся к Дженкинсу, лицо его было серьезным. – Как мы верим в тебя, чтобы заполучить твои мозги для производства сити‑оружия…

– Они уже сделали это.

– Вот видишь! – Бранд кивнул Гасту. – Ники в порядке. И он протянул через решетку жилистую руку. – Пока, Ники. Ты можешь доверять мистеру Гасту.

Дженкинс пытался сдержать дрожь.

– Ты не сделаешь мне одно одолжение? – в отчаянии прошептал он Бранду. – Попроси мисс Хардин навестить меня.

Джей Хардин никогда не была хищницей, какой считал ее Бранд. В этом мире циничного предательства она могла стать настоящим другом. Его сердце замерло от насмешливой ухмылки Бранда.

– Извини, Ники, – беспечно пробормотал великий ученый, – но твоя красотка ушла от нас сегодня утром. Он презрительно фыркнул. Наверное, уехала на Землю, как вся эта перепуганная свора.

У Дженкинса хватило сил только на слабый кивок.

Остаток бесконечного дня он прошагал взад‑вперед по холодному стальному полу камеры, стараясь предугадать последствия этой войны для человечества, анализируя то, что ему удалось узнать. В камере не было окна, выходящего в город, но он наблюдал напряженные серые лица тюремных служащих. Они ничего не говорили, но он чувствовал их растерянность, растущее беспокойство и страх.

Однажды ему показалось, что он слышит злобный рев толпы, редкие команды, крики страха и боли.