-- А  и Суходол  хорош,  пропади он  пропадом! -- прибавлял он с тою же

искренностью, с какой говорил и за минуту перед тем.

     Но душа-то и в нем была суходольская, -- душа, над которой так безмерно

велика  власть  воспоминаний,  власть  степи, косного  ее быта, той  древней

семейственности, что воедино сливала и деревню, и дворню,  и дом в Суходоле.

Правда, столбовые мы, Хрущевы, в шестую  книгу вписанные, и много было среди

наших легендарных предков знатных людей вековой литовской крови да татарских

князьков. Но  ведь кровь Хрущевых  мешалась с кровью дворни и деревни спокон

веку. Кто дал жизнь  Петру Кириллычу? Разно говорят  о том предания. Кто был

родителем Герваськи, убийцы его? С ранних лет мы слышали, что Петр Кириллыч.

Откуда истекало столь  резкое несходство  в характерах отца и дяди?  Об этом

тоже разно говорят. Молочной же сестрой  отца была  Наталья, с Герваськой он

крестами  менялся... Давно, давно пора Хрущевым посчитаться  родней с  своей

дворней и деревней!

     В тяготенье к Суходолу,  в  обольщении его  стариною  долго жили и мы с

сестрой.  Дворня, деревня  и дом в  Суходоле  составляли одну семью. Правили

этой семьей еще наши  пращуры. А ведь  и в  потомстве это долго чувствуется.

Жизнь семьи, рода,  клана глубока, узловата, таинственна, зачастую  страшна.

Но  темной глубиной своей  да вот еще  преданиями,  прошлым и сильна-то она.

Письменными  и   прочими  памятниками  Суходол  не  богаче  любого  улуса  в

башкирской  степи. Их  на Руси  заменяет  предание. А предание  да  песня --

отрава  для  славянской  души!  Бывшие  наши  дворовые,   страстные  лентяи,

мечтатели, -- где они могли отвести душу, как не в нашем  доме? Единственным

представителем суходольских господ оставался  наш  отец. И  первый  язык, на

котором мы заговорили, был суходольский. Первые повествования, первые песни,

тронувшие  нас,  --  тоже  суходольские,  Натальины, отцовы.  Да  и  мог  ли

кто-нибудь петь так, как отец, ученик

     вать-то было!  У  них  даже  и  преданий  не  существовало.  Их  могилы

безыменны. А  жизни так  похожи друг на друга, так  скудны  и бесследны! Ибо

плодами  трудов  и  забот  их  был лишь  хлеб,  самый  настоящий  хлеб,  что

съедается.  Копали  они  пруды  в каменистом  ложе  давно  иссякнувшей речки

Каменки. Но пруды  ведь ненадежны -- высыхают. Строили они жилища. Но жилища

их недолговечны: при  малейшей искре дотла сгорают они... Так что  же тянуло

нас  всех  даже к голому  выгону,  к  избам и  оврагам, к разоренной усадьбе

Суходола?

II

     В  усадьбу,  породившую  душу  Натальи,  владевшую  всей  ее жизнью,  в

усадьбу, о которой так много слышали  мы, довелось нам попасть уже в позднем

отрочестве.

     Помню  так, точно  вчера  это было.  Разразился ливень с оглушительными

громовыми ударами и ослепительно быстрыми, огненными змеями молний, когда мы

под  вечер  подъезжали  к  Суходолу.