носился вкруг риги, по саду,  прилетал к избе  тети Тони, легко опускался на

крышу -- и болезненно вскрикивал... Тетя просыпалась на лавке у печки.

     -- Исусе сладчайший, помилуй мя, -- шептала она, вздыхая.

     Мухи сонно и недовольно гудели по потолку жаркой,  темной  избы. Каждую

ночь  что-нибудь будило их. То корова чесалась боком  о стену избы; то крыса

пробегала по отрывисто звенящим клавишам фортепиано и, сорвавшись, с треском

падала в черепки, заботливо складываемые тетей в угол; то старый черный  кот

с зелеными глазами  поздно  возвращался откуда-то домой и лениво  просился в

избу; или  же прилетал  вот этот филин,  криками своими пророчивший  беду. И

тетя, пересиливая  дремоту, отмахиваясь от мух, в  темноте лезших  в  глаза,

вставала,  шарила  по лавкам, хлопала дверью  --  и,  выйдя на порог, наугад

запускала вверх, в звездное небо, скалку. Филин, с шорохом, задевая крыльями

солому, срывался  с  крыши  --  и низко падал  куда-то в  темноту. Он  почти

касался земли, плавно  доносился до риги и, взмыв, садился на ее хребет. И в

усадьбу опять доносился его плач. Он сидел, как будто что-то вспоминая, -- и

вдруг испускал вопль изумления; смолкал -- и внезапно принимался истерически

ухать,  хохотать  и взвизгивать;  опять  смолкал --  и  разражался  стонами,

всхлипываниями,  рыданиями... А  ночи,  темные, теплые, с лиловыми  тучками,

были  спокойны,  спокойны.  Сонно  бежал и струился  лепет  сонных  тополей.

Зарница осторожно мелькала над темным  Трошиным лесом -- и тепло, сухо пахло

дубом. Возле леса, над равнинами овсов, на прогалине неба  среди  туч, горел

серебряным треугольником, могильным голубцом Скорпион...

     Поздно возвращались мы  в усадьбу. Надышавшись росой, свежестью  степи,

полевых цветов и трав, осторожно поднимались мы на крыльцо, входили в темную

прихожую.  И  часто  заставали  Наталью  на молитве перед образом  Меркурия.

Босая,  маленькая,  поджав  руки,  стояла  она  перед ним,  шептала  что-то,

крестилась, низко  кланялась ему,  невидному  в  темноте,  -- и все это  так

просто,  точно  беседовала  она  с  кем-то  близким,  тоже простым,  добрым,

милостивым.

     -- Наталья? -- тихо окликали мы.

     -- Я-с? -- тихо и просто отзывалась она, прерывая молитву.

     -- Что же ты не спишь до сих пор?

     -- Да авось еще в могиле-с наспимся...

     Мы  садились  на  коник,  раскрывали  окно; она  стояла,  поджав  руки.

Таинственно  мелькали  зарницы,  озаряя темные горницы; перепел  бил  где-то

далеко  в  росистой степи.  Предостерегающе-тревожно крякала проснувшаяся на

пруде утка...

     -- Гуляли-с?

     -- Гуляли.

     --  Что  ж,  дело  молодое... Мы, бывалыча, так-то  все  ночи  напролет

прогуливали... Одна заря выгонит, другая загонит...

     -- Хорошо жилось прежде?

     -- Хорошо-с.