– Я уезжал на полгода, – незнакомец решил подбросить Аллегре еще одну подсказку, – работал в другом месте. Не хочется говорить, где именно.

К его удовлетворению, Аллегра все еще пыталась отгадать, где он был и чем вообще занимается.

– Вы преподавали в Европе?

Он замотал головой.

– Еще где‑нибудь преподавали?

Аллегра совсем запуталась. Может, строгий костюм ввел ее в заблуждение и она пошла по ложному пути? Она еще раз посмотрела в глаза незнакомцу. Чувствовалось, что у него есть воображение, однако он явно любит собирать и анализировать информацию.

– Я уже давно не преподавал, но вы не так уж далеки от истины. Ну что, сказать?

– Видимо, придется. Сдаюсь. Во всем виновата ваша матушка, это костюм ввел меня в заблуждение, – заключила Аллегра, и оба рассмеялись.

– Что ж, я вас понимаю, он меня самого смущает. Когда я пришел сюда и посмотрелся в зеркало, то не узнал самого себя. На самом деле я писатель, а писатели – вы же знаете, что это за люди, ходят в рваных кроссовках, а то и в ковровых шлепанцах, в старых халатах, линялых джинсах, дырявых гарвардских свитерах.

– Насколько я понимаю, вы как раз из этой породы, – заключила Аллегра.

Однако он словно родился в костюме, и она подозревала, что в его гардеробе есть не только рваные свитера и линялые джинсы. Аллегра решила, что на вид ему лет тридцать пять, а что он потрясающе хорош собой, она поняла еще раньше. На самом деле ему оказалось тридцать четыре года, в прошлом году он продал киностудии права на экранизацию своей первой книги, вторая книга только что вышла из печати, но уже получила восторженные отзывы и отлично продавалась, к удивлению самого автора. Он написал ее потому, что не мог не написать, и вложил в нее свою душу, в результате получилось настоящее литературное произведение. Однако Андреас Вейсман пытался его убедить, что настоящее его призвание – художественная литература, и сейчас он собрался приступить к третьей книге.

– Значит, вы полгода не были в Нью‑Йорке? Где же вы были? Писали роман в бунгало на пляже где‑нибудь на Багамах? – Эта мысль почему‑то показалась Аллегре очень романтичной.

Он рассмеялся:

– На пляже, но не на Багамах. Я полгода жил в Лос‑Анджелесе, точнее в Малибу, перерабатывал книгу в сценарий. Я был настолько глуп, что согласился сам написать сценарий и еще вызвался быть сопродюсером – думаю, больше никогда в жизни за это не возьмусь, да мне никто и не предложит. Продюсер и режиссер фильма – один мой приятель по Гарварду.

– И вы только что вернулись?

Как странно, что они провели полгода в одном городе, а встретились только здесь, в Нью‑Йорке. Аллегре показалось странным и другое: большинство гостей на приеме держались каждый сам по себе, а их двоих, только что прилетевших из Калифорнии, потянуло друг к другу как магнитом.

– Не совсем, – объяснил он, – я здесь уже неделю. Прилетел, чтобы встретиться с агентом. У меня появился замысел третьей книги, и я собираюсь на год запереться, чтобы написать ее – если, конечно, когда‑нибудь покончу с этим проклятым сценарием. Мне уже предложили написать сценарий и но второй книге, но я пока не уверен, что мне хочется этим заниматься. Боюсь, Голливуд и вообще кинобизнес не для меня. Я еще не решил: не лучше ли забыть о кино, вернуться в Нью‑Йорк и с головой уйти в работу над книгами? Я пока сам не понял до конца, чего хочу. В настощее время, можно сказать, живу двойной жизнью.

– А что вам мешает заниматься и тем и другим? Вам даже не обязательно писать самому сценарии, если вы этого не хотите.