-  Доброй ночи, - сказал он собутыльникам и вышел за дверь под рев поздравлений.

    Женщина села на столе, подгребла под голое бедро деньги, плюнула в сторону Агильберта.

    -  Ты порвал мое платье, - сказала она.

    -  Другое купишь, - отозвался рыжий. - Ты теперь богата, сучка.

    -  Порвал платье, - повторила она. - Как я теперь уйду отсюда?

    -  Как пришла, - сказал капитан. - Забыла, в какой канаве я тебя нашел?

    -  Не забыла, - сказала Хильдегунда с ненавистью.

    Кое-как натянула на себя юбку, приладила на груди порванный лиф.

    -  Я ничего не забываю, - добавила она и аккуратно сложила монеты в кошель, не оставив и те, что валялись на полу.

    -  Потише, а то выебу, - пригрозил капитан. - Еще слово, и пустим тебя по кругу. Пропадет тогда твоя невинность. Где еще найдешь такого сговорчивого монаха?

    Женщина повернулась и вышла в ночную темноту. Постояла, пока привыкнут глаза, прижала юбку к бедрам, чтобы не хлопала на ветру. Разглядев поблизости темную фигуру, испугалась.

    -  Это я, - проговорил мужской голос, и она узнала Иеронимуса. - Не бойся. Он много денег дал тебе?

    -  Не твое дело.

    Монах пожал плечами.

    -  Смотри, чтобы Агильберт наутро не передумал.

    -  Я умею постоять за себя, - заявила Хильдегунда.

    -  Не сомневаюсь. Но тебе лучше уйти прямо сейчас.

    Женщина помедлила, потом спросила:

    -  Как ты думаешь, я действительно возвратила себе невинность?

    -  Я думаю, что ты раздобыла себе неплохое приданое, Хильдегунда.

    Она еще немного помолчала прежде чем сказать:

    -  Ты погубил свою душу.

    Иеронимус хмыкнул - его позабавила убежденность, прозвучавшая в голосе женщины.

    -  Не думаю.

    -  Да, погубил. И все ради падшей женщины.

    -  Многое зависит от того, как ты распорядишься своими деньгами, Хильдегунда.

    -  Лучше бы мне оставаться бедной.

    -  Бедность и добродетель редко ходят рука об руку.

    -  Разве не в бедности возвышается душа?

    -  Душа возвышается в достатке, - сказал Иеронимус. - Бедность - слишком тяжелое испытание, и слабым оно не под силу.

    Женщина стояла неподвижно. Ветер шевелил ее распущенные волосы. Вдруг она подхватила юбки и бросилась бежать.

    Иеронимус смотрел ей вслед и улыбался.

    БАЛЬТАЗАР ФИХТЕЛЕ

    Шел себе и шел человек по лесной дороге, нес лютню за спиной, и еще был у него при себе нож. Одет был в дрянную мешковину, рожу имел круглую, веселую, сложение богатырское. Из Хайдельберга шел он и с гордостью сообщал о себе - «literatus sum». Вот и взяли его в Свору Пропащих, как подбирали по дороге все, что плохо лежало.

    Вечером хорошо послушать, как врет Фихтеле. Только не нужно чрезмерно наливать ему из фляги, а то петь возьмется. Ничего более ужасного и косноязычного, чем пение студента, невозможно себе представить. А глотку ему заткнуть чрезвычайно трудно.

    Dir, mein lieber schatz, Geb ich hanttruvebratz, Damit du dich erinne An minne… [2]

    В лесу сыро, темно августовскими ночами.