Изменить размер шрифта - +
У моего сына ты образумишься, не станешь больше изображать апостолов так, будто это крестьяне из соседней деревни… Не быть тебе самим собой, не резать из дерева то, к чему лежит душа. Будешь приносить ему золото, золото, золото!

    -  Не буду, - сказал Дьерек.

    -  Как тебе понравится такая сделка: самому заработать свой выкуп? - спросил хозяин. - Постарайся, чтобы твои работы покупали. Лет десять поработаешь, там, глядишь, наберется нужная сумма. Нет, будешь ты приносить золото, - уверенно сказал рыцарь. - Я хорошо, я правильно придумал. Будешь ты видеть, как умирает в тебе душа, и ничего не сможешь против этого сделать.

    Дьерек побелел, как полотно.

    -  Да ладно тебе, - сказал рыцарь и рассмеялся. - На, возьми вот эту грамоту, отдашь отцу настоятелю. Пусть прочтет тебе.

    Дьерек грамоту отцу настоятелю отнес, слушать не стал, ушел в лес и там повесился на большой сосне.

    -  Под сосной его и закопали, - мрачно заключил отец Пандольф. - Теперь и места того не найти.

    Иеронимус молчал, поглядывая на алтарь. В прыгающем свете свечей деревянные фигуры казались живыми.

    -  Хотел бы я с ним встретиться, с этим Дьереком, - выговорил, наконец, Иеронимус.

    -  А вон он, - отец Пандольф махнул рукой в сторону алтаря. - Римский воин у гроба Христова. Второй слева, без шлема.

    ЛОТАР СТРАСБУРГСКИЙ

    Третий день шел дождь. Почти не прекращаясь, с малыми перерывами. Дорогу развезло, как последнего пьяницу. Эркенбальда надрывно кашляла, сидя в телеге.

    -  Впереди просвет! - крикнул Гевард, обернувшись к остальным, - он шел первым.

    Ремедий Гааз налег на телегу плечом и прошептал, обращаясь к лошадке:

    -  Ну, милая…

    Лошадка словно услышала - дернулась. Хрясь! Телега с громким треском завалилась назад. Сломалась ось. Тяжело стукнуло о переборку - Эркенбальда задницей, не иначе. Женщина завозилась, пересыпая оханье яростной бранью, полезла наружу. Ремедий и не думал ей помогать. Выпряг лошадку, догнал Агильберта.

    -  Телега того, - сообщил он.

    Полчаса потратили на то, чтобы разобрать вещи и растолкать их по походным мешкам. После двинулись дальше, бросив посреди леса телегу с остатками барахла, по правде сказать, совсем негодного, - на радость каким-нибудь бродягам.

    Лес обрывался у сенокосного луга. Луг уходил под уклон, к речушке. За речкой раскинулась деревенька, а над всей местностью господствовал небольшой замок. Точно вскочил и уселся на холме, чтобы удобнее оглядываться по сторонам.

    Нехорошо было в деревне.

    Агильберт остановился, пошевелил носом. Эркенбальда, растолкав остальных, с озабоченным видом пристроилась бок о бок с капитаном. Ни дать ни взять - хозяйка. И стояла, хмурила белесые брови, покуда Агильберт не отпихнул ее в сторону.

    -  Гремишь, как посудная лавка…

    Эркенбальда взяла из своей добычи все, что могла, и теперь действительно была густо увешана мешками, в которых что-то бесконечно перекатывалось и звякало.

    Два крайних дома в деревне горели. На окраине примостилась телега, выкрашенная в черный цвет. Две лошади неторопливо щипали траву на деревенском лугу. Хорошие лошади, сытно кормленные.

    -  Подойдем, - решил Агильберт.

    Одиннадцать человек вышли из леса, спустились по лугу, перешли вброд речушку, обмелевшую за лето, мутную после дождя.

Быстрый переход