Сам же царевич принялся за изучение рысского государства как системы. Раз уж назначен править островом, должен понимать, как тут что с чем взаимодействует и кто кому подчиняется. Это память вдруг сработала на Филиппову задачку о том, чего царству потребно от острова, на который он батюшкой посажен. По всему выходит, что прошлый раз он разобрался только в одной стороне вопроса — о корабельном лесе. А вот сейчас необходимо разобраться во всём значительно глубже.

Снова отправился в приказную избу и стал изучать бумаги. Есть среди них немало таких, которые должно исполнять. В одних это поясняется словами: «Царь повелел», а в других: «Бояре приговорили». Частенько встречались и такие, в коих эти фразы соседствовали. Некоторые из них заставляли дьяков поступать определённым образом каждый раз, как возникали некоторые условия. Например, при нападении ворога на места, где проходит служба — воеводе вменялось уведомить об этом государя «не мешкая». Другие служили на один раз. Например — поймать вора — князя такого-то и, взяв в колодки, везти в столицу.

То есть если первые можно было считать законами, то вторые — приказаниями.

Однако, сколько ни искал, все они касались только действий людей, состоящих на службе у государя. А вот относительно всех остальных никаких следов попыток вмешаться в их деятельность отыскать не сумел. Вроде как всяк сам по себе, и кроме как до войска да до дьяков царю и дела нет. Такое положение не противоречит логике, однако вызывает недоумение. Как будто не хватает чего-то. Ведь его с детства учили что поступать надо так, а не иначе. Ложкой по тарелке не стучать, в рукав не сморкаться и много ещё разного. Где же это всё писано? Или в каждом месте своим обычаем живут, своим умом хозяйствуют, и кроме сборов да повинностей верховную власть ничего не интересует?

Порасспросил дьяков — они его теперь перестали опасаться. Знают, что не подозрения в нерадивости людишек служилых его в вороха бумаг погружают, а любопытство детское. Потому даже чаёвничать с собой зовут и домашними ватрушками потчуют. Вот и объяснили неразумному что сборами и повинностями дьяки ведают на казённых землях и на то им все потребные веления дадены. В боярских же вотчинах только людского, воровского да тайницкого приказов работники дело своё делают, да те, что при дорогах ещё — гоны ямские, верстовые разметчики.

С вотчинами тоже не всё так просто. Даются они за готовность выставить под знамёна государя войско — дружину — размер которой оговорен. Сами бояре при этом в походы ходить не обязаны, а по обычаю, надел с живущими на нём крестьянами переходит по наследству старшему сыну. Однако, коли не исполнен уговор, или прибыли конники на клячах и лаптях с одними только пиками, то барина нерадивого могут и прогнать, хотя на деле такого не бывало. Ещё бояре бывают думные — это старейших родов знатные люди, имеющие самые великие поместья, а то и не одно. Дружинники их и в мирное время под ружьём и при хозяине служат в столице. Ещё княжеские земли бывают. Эти отбирать нельзя, потому что они в собственности, однако считается, что и князья должны дружины посылать в случае военной напасти.

Однако государь ещё и стрелецкие войска содержит — те уж точно или его слушают, или приказа стрелецкого. На этих надёжи больше, чем на воинство боярское — ближе они, вроде как под рукой всегда, хотя своротить их с места — долгое дело. Казаков не во всякое дело пошлёшь — они хороши рядом с местом, где живут, а в походе их нужно так же снабжать, как и стрелецкую конницу, но выучка у них для больших баталий не подходит. Лучше уж пусть окраины стерегут, тем более, что кормят и вооружают себя сами и кроме свинца, пороха да вольностей ничего им не надо.

Регулярные же полки слишком дорого содержать.