Джо‑сатана сидел в кресле, откинувшись на спинку; ноги в черных шелковых носках лежали на пристенном столике. Дьявольские очи (умеренные до тигриных) посматривали то на жену, то на сына. Он ел икру, черпая ее ложкой из фунтовой банки. Не боясь испачкаться, перевернул банку, глянул на многофункциональные часы.

– О, черт! Три минуты двенадцать секунд, а уже началось. Смотрите, парень на лестнице! Видите? А там, вон там, женщина. Хо‑хо, глядите, куда упала свеча. – Он покачал головой из стороны в сторону, отвесно воткнул ложку в икру. – Поразительная точность! – Он поднял бокал с шампанским. Глотнул. – Молодцы были эти ребята. Ты куда?

Розмари вышла из комнаты. Приблизилась к окну.

Постояла, прижимаясь лбом к стеклу.

Пятьюдесятью двумя этажами ниже в парке искрилась золотая пыль. Золотая пыль на игровых площадках, золотая пыль на Шип‑Медоуз. На севере, насколько охватывает глаз, мерцает золотая пыль – где‑то ярче, где‑то тусклее. Где‑то она сменяется темными пятнами. Должно быть, половина населения города (и в том числе ядро «БД») собралась там, внизу, под голыми зимними деревьями, чтобы зажечь свечи. Может быть, людей влекла туда память предков‑друидов?

В двух окнах крутого, как утес, здания на Пятой авеню вспыхнул огонь. В Квинсе облака окрасились багрянцем. В вышине на фоне звездного неба медленно проплыло несколько огней – самолет одной из немногочисленных международных авиакомпаний, которым не удалось отменить все рейсы на этот час. Но пилот вернется и зажжет прихваченную с собой свечку за всех пассажиров и членов экипажа, которые тоже затеплят свечи после посадки.

Далеко внизу в искрящейся золотом парковой части Сентрал‑парк‑саут завалился набок крошечный конь и увлек за собой карету. За ним рядком лежали другие кони и экипажи. Легковые машины и автобусы стоят, их окружает золотая пыль и черные крапинки.

Розмари плакала.

Если бы она поднялась сюда в пятницу вечером, когда впервые услышала призыв Энди… Если бы стыд не заглушил остальные чувства…

Она содрогнулась всем телом.

Глубоко вздохнула. Вытерла щеки тыльными сторонами ладоней.

Услышала за спиной его шаги.

– Я остаюсь с Энди, – сказала она.

– А я думал, ты умнее, – сказал Энди. Она повернулась к нему. Они посмотрели друг на друга.

– Уходи.

– Как? – спросила она. – Я ведь не заслужила даже вечную старость. Даже еще одного дня жизни.

– Уходи, – повторил Энди. – Поверь, так надо. Все будет хорошо.

– Хорошо? – Ее глаза наполнились слезами. – У меня все будет хорошо? Когда в целом мире все умрут, и ты умрешь, и я останусь с ним? Да ты обезумел от голода! Ты сумасшедший!

– Посмотри на меня, – сказал он. Она заглянула в тигриные глаза.

– На этот раз ты можешь мне поверить. Розмари вглядывалась в его лицо.

– В самом деле?

– Какая мне выгода лгать? – Энди улыбнулся.

Она тоже улыбнулась. Наклонилась к нему, погладила по щеке. Поднялась на цыпочках. Он наклонился. Они поцеловались в губы. Целомудренно.

Улыбнулись друг другу.

Он шагнул в сторону, протянул перевязанную руку в сторону Джо‑сатаны, который во фраке и белом галстуке, с котелком в руках ждал у открытого медного цилиндра.

Розмари постояла секунду‑другую и пошла – креп покачивается из стороны в сторону, высокие каблуки щелкают по скользкому черному полу.

Джо‑сатана галантно пропустил ее в кабину из красной кожи и меди. Она повернулась и мельком увидела Энди, стоящего на фоне мерцания и облаков с поднятой рукой, затем Джо‑сатана приблизился к ней вплотную, и за его спиной затворилась дверь лифта.

Они камнем полетели вниз.