Она умыла Энди лицо, счистила кровь с волос, расчесала их на пробор и обнаружила на темени свежий струп длиною в дюйм. Его Розмари трогать не стала.

Она отнесла в кухню посуду и окровавленные тряпки, вымыла руки, удалила кровь со своего свитера, заполнила лоток для ледяных кубиков водой, поставила в морозильник, налила стакан холодной воды, выпила, налила снова.

Розмари прислонилась к дивану спиной, головой к подлокотнику, рядом с головой сына. Глубоко вздохнула, закрыла глаза. Услышала протяжный, переливчатый клич муэдзина. Оперный тенор. На молитву зовет…

Она открыла глаза и увидела шесть разных сцен на шести экранах: храмы‑близнецы, стадион с египетскими рекламами, огромные сходни океанского лайнера, на двух экранах – одинаковые ракурсы запруженного народом Шип‑Медоуз. Электронные часы на пристенном столике мигали красными цифрами: 5.29.

Господи, уже так поздно. Пока рвала полотенце, пока промывала раны… Джо, наверное, в пути, звонить ему нет смысла. Наверняка предположил, что она собралась рано, и прибудет вовремя.

Розмари посмотрела на экраны, послушала дикторов, ведущих, церковный хор мормонов.

Энди повернул голову. Его тигриные глаза смотрели на экраны.

– Здравствуй, – сказала она. – Ты снова с нами, и это прекрасно.

Он молчал и смотрел.

– Пить хочешь? Он коротко промычал.

Розмари встала на колени, приподняла его голову, поднесла к губам стакан.

– Скоро здесь будет Джо. Есть шанс, что он знает местечко, где тобой займутся врачи. Ты поправишься.

Она опустила его голову, поставила стакан.

Энди смотрел на экраны.

– Пока все идет прекрасно. – Она снова прислонилась спиной к подлокотнику кожаного дивана.

Их головы покоились рядом. Розмари и Энди смотрели, слушали.

– О, гляди… Он откашлялся.

– Через три минуты после Зажжения начнут освобождаться летучие вирусы. Они распространятся… Розмари резко повернулась к нему:

– В лаборатории сказали, что свечи чисты…

– Наверное, не знали, что надо искать. Потому‑то он меня и приколотил. Чтобы я тебе не рассказал, пока есть время всех оповестить. Я собирался… – Он судорожно сглотнул, посмотрел на нее. – Мне было так мерзко. Я все думал о малыше Джеймсе…

Розмари посмотрела ему в глаза. Музыка Зажжения набирала силу, пел хор.

– Рози? Ты здесь?

– Джо! – крикнула она. – Подожди секунду! Она попыталась встать, но Энди забинтованной рукой схватил ее за предплечье.

– Мама, я так виноват! – На тигриных глазах выступили слезы. – Я лгал тебе, все скрывал… о свечах, о нем… Лучше бы я умер!

Розмари повернулась к дверному проему – там уже появился Джо, рослый, франтоватый, настоящий денди. Ультраденди: котелок, белые галстук и перчатки, фалды, рулон золотисто‑голубого шелка в одной руке и корзина для пикников в другой.

– Забавно, – сказал он, роняя рулон на кресло. – Я всегда думал, что будет настоящий праздник, но теперь, когда наконец наступил этот момент, у меня вдруг появилось ощущение… что самое подходящее слово для него – похороны. Гм.

Джо поставил корзину на столик, снял котелок, положил рядом полями кверху.

– Тебе очень повезло, – указал он пальцем в белой перчаточной ткани на Энди, – что у тебя такая любящая матушка. Если бы не она, ты бы до конца вечности провисел на стене.

Стоя на коленях, держась за край пристенного столика, Розмари подняла голову и посмотрела на него:

– Джо?

– Привет, киска. – Дергая перчатки за пальцы, он улыбнулся.