Когда Энди во вторник сообщил матери, что электронная карточка дает ей доступ к его личному сверхскоростному лифту, она и не предполагала, что по своей доброй воле захочет когда‑нибудь прокатиться на этой чертовой ракете.

А сегодня выдалось такое странное утро, что Розмари, не задумываясь, вошла в «ракету» и нажала кнопку «10». Хотя было еще довольно рано, по словам журналистов, рабочий день Энди начинался с восьми утра.

Из‑за приоткрытой двери кабинета доносился его голос. Он с кем‑то препирался по телефону. Идя по коридору мимо пустых комнат по направлению к кабинету сына, Розмари невольно услышала часть разговора.

– Ну что вы упираетесь! – с жаром говорил Энди неизвестному собеседнику. – Пожалуйста! Ну пожалуйста! Дайте же мне закончить дело! Да, половина заказа в Китае и в Южной Америке еще не готова, но имейте немного терпения – они уже к пятнице выполнят свои обязательства. Паниковать нечего.

Розмари подошла к кабинету и замерла у двери. Она не хотела подслушивать, но и мешать Энди тоже не хотелось. Теперь она видела его сквозь приоткрытую дверь – он, в джинсах и в голубом свитере с солнцем на груди и на спине, сидел в кресле вполоборота к ней и свободной рукой нервно ерошил волосы.

– Ну… Ну… Да… Касательно телевидения – у нас все схвачено. Начиная с тринадцатого и до самого Нового года запустим два ролика – они будут вертеться на всех каналах по сотне раз в сутки. Те самые два рекламных ролика, что вам очень понравились. Помните, в одном внук и дедушка? Ну да… Да как вам в голову пришло сделать такое? Послушайте, вы меня без ножа режете!

Розмари не понимала, о чем идет речь, но догадывалась, что разговор малоприятный. Она сняла шляпку и темные очки и, держа их в одной руке, другую руку протянула, чтобы толкнуть дверь и войти, как только сын закончит телефонную беседу. Ноздри щекотал запах свежесваренного кофе.

– Да говорю вам, цифры выправляются! Дальше будет еще лучше. Нет, умоляю, не делайте этого – я считаю, что это неуместный и непрактичный шаг… Да, да, разумеется, она не откажется – это я вам гарантирую.

Тут Энди повернул голову и заметил мать.

Она попятилась, виновато замахав руками – дескать, я исчезаю, я не ко времени.

Он мотнул головой, улыбнулся и жестом пригласил ее войти.

– Слушайте, Рене, тут моя мама пришла. Так что извините меня и давайте закругляться. Значит, мы с вами договорились, хорошо? Ну, ну, не начинайте сначала! Стало быть, я на вас рассчитываю. Приятного вам полета. Передайте Симоне мою личную благодарность за щедрое пожертвование в наш фонд. Желаю ей удачных концертов – завидую тем, кто будет наслаждаться ее великолепным голосом! Привет вашим прелестным внучкам. Всего доброго.

Энди повесил трубку и весь перекривился.

– Уфф! – сказал он. – Спасибо тебе, что кстати пришла и выручила меня. Репе – один из моих вернейших и важнейших соратников, но порой он бывает таким шилом в заднице! Вон руки даже вспотели! – Энди рассмеялся и вытер ладони о джинсы. – А его женушка – худшее в мире сопрано!

Энди вскочил навстречу матери, крепко взял ее за плечи и крепко же поцеловал в щеку.

Она сама продлила их объятия – прижалась щекой к его груди, да так и осталась. Сердце в груди преступно заколотилось, но она все не отстранялась.

– Э‑э, да ты вся холодная! – воскликнул Энди. – Не иначе как занималась бегом?

– Угу, – только и промолвила Розмари, отогреваясь на его груди.

– Вместе с Джо.

– Нет, одна.

– И никто не цеплялся?

Она молча тряхнула рукой со шляпкой и темными очками.

Теперь Энди сам отодвинул ее от себя и, держа за плечи на расстоянии вытянутых рук, с тревогой спросил, заглядывая ей в глаза:

– Что случилось? У тебя вид какой‑то не такой…

– Я волнуюсь за тебя, – сказала Розмари.