– Ладно, – сказал он. – Сегодня после обеда свяжусь с этим парнем, доктором Джорджем Стамосом. В биохимии он кое‑что смыслит. В его лаборатории одна ассистентка синтезировала психоделические наркотики, прямо на рабочем месте, пока ее не пристрелил ее же дружок. Это было в девяносто четвертом. У Джорджа две «альфы», но они моей в подметки не годятся.

В тот же день Джо позвонил ей около пяти вечера. Стамос вместе со всей семьей в отъезде, но автоответчик сообщил, что утром в понедельник они будут дома.

– Я не сказал, зачем он мне нужен. Джордж решит, что я готов продать тачку, и сразу по возвращении позвонит мне. Да и нереально что‑нибудь провернуть до понедельника. И все‑таки, Рози, чем больше я об этом думаю… Если Гамбург – образец, то этак недолго стереть с лица земли всю человеческую расу. По‑моему, на всей планете не сыщется маньяка, который на такое способен. Она глубоко вздохнула:

– Джо, надеюсь ты прав. И все равно, спасибо за помощь.

– Не беспокойся. Скоро тебе полегчает.

Розмари вернулась к чтению научно‑популярной книжки, купленной только что в магазине «Даблдэй» на Пятой авеню. «Биохимия – палка о двух концах». Она добралась до главы, где рассказывалось о нервных газах и поедающих органику вирусах.

В понедельник утром семья Стамоса возвратилась с лыжного курорта – вся, кроме Джорджа, который лег в цюрихскую клинику на вытяжение. Объяснив Эллен Стамос, что речь идет не о машине, а об услуге для матери Энди, Джо добыл номер его телефона, но из‑за разницы во времени дозвонился только на следующее утро.

Таковы были плохие новости, изложенные им Розмари по телефону во вторник. Хорошие новости заключались в том, что Стамос немедленно связался со своим коллегой и партнером. Работая в лаборатории Сайоссета, что на Лонг‑Айленде, этот джентльмен предоставляет платные консультации в области судмедэкспертизы. Джо сказал ему, что до него, наемного работника «БД», дошли слухи об испорченных свечах, и он исключительно ради собственного спокойствия хочет их проверить. Скорее всего опасения совершенно беспочвенны, и все же…

– Он проверит несколько свечек. И завтра к утру даст ответ.

– Ты ему сказал насчет биохимии? – спросила Розмари.

– Да. Он говорит, это в пределах возможного, хотя мало вероятно, что шайка атеистов‑психопатов способна на такие ухищрения.

Потом Розмари смотрела телевизор, не выпуская из руки пульт дистанционного управления и часто переключая каналы. То и дело в десяти – и тридцатисекундных роликах Энди и она сама твердили о том, как Зажжение вдохновит и подвигнет, и как будет славно, когда вся человеческая раса пустится в величественный, символичный, высокохудожественный хэппенинг, и что здесь, в этом часовом поясе, надо распаковать свечу в семь вечера этой пятницы, при включенном на любом канале телевизоре, и не пропустите в шесть «разминку», и помните, свечи надо держать подальше от детей…

Энди подмигнул ей с экрана.

– Что, небось уже мутит от всего этого? Он хихикнул, она – нет.

– Ничего не поделаешь, это очень важно, – сказал он. – Я вас прошу: пожалуйста, позаботьтесь, чтобы все ваши знакомые зажгли свечи в надлежащее время. Вы ведь не откажете мне в таком пустяке? Спасибо. Люблю вас.

А может, к тому, что он делает, что намеревается сделать, Розмари обладает иммунитетом по причине родства с ним? Это казалось столь же вероятным, как применение газов, способных за пятнадцать минут превратить человека в студень.

Джо удалось заказать билеты на первый приличный хит бродвейского сезона – новую версию провалившегося в 1965‑м мюзикла. Ирония судьбы: на роль в этой пьесе пробовался Ги – еще до того, как они с Розмари переселились в Брэме.