Оба бросились бежать.

Казалось, что никто их не преследует. Тефер вынул из кармана ключ и открыл калитку.

— Мы спасены, — прошептал он.

Он слишком поторопился.

На улице, по другую сторону калитки, их встретила целая толпа людей.

— Мы погибли, это полиция!… — воскликнул Тефер, узнав начальника.

Затем, повернув обратно, бросился в глубину сада, но едва сделал несколько шагов, как шесть человек загородили ему дорогу.

Он выстрелил два раза и бросился вперед, но почти сейчас же споткнулся о тело человека, пораженного его пулей, и упал.

Он хотел встать, но две сильные руки схватили его, и бывший подчиненный Леблонд насмешливым тоном проговорил:

— Не волнуйтесь, господин Тефер, мы сильнее, и вы пойманы. Отнесите его в дом, — прибавил агент. — Императорский прокурор желает говорить с ним.

Две минуты спустя Тефер, вне себя от ярости, был приведен в дом вместе с мистрисс Дик-Торн, тоже обезоруженной и тщательно связанной.

Клодия обменялась с полицейским многозначительным взглядом.

— Тефер, — сказал императорский прокурор, — вы знаете, почему вас арестовали?

— Нет, не знаю, — смело ответил полицейский, — я был здесь с этой дамой по причинам, которые никого не касаются. Мы хотели расстаться, но, видя людей в саду и думая, что на нас могут напасть, бросились бежать. Когда же на меня напали, то я для своей защиты пустил в дело револьвер…

— Довольно лгать, — перебил прокурор. — Правосудию известно про вас все: об убийстве Плантада и преступлении в Баньоле, о доме, сожженном Дюбье и Термондом, вашими помощниками. Вы арестованы именем закона так же, как и мистрисс Дик-Торн, ваша сообщница. Вы не хотите ничего сказать?

— Я буду отвечать следователю.

— А вы, сударыня? — продолжал прокурор, обращаясь к Клодии.

— Я также. Я буду ждать следствия, чтобы доказать свою невиновность и указать истинного виновника, того, который должен был быть вместе с нами и который выдал нас, без сомнения, надеясь взвалить на нас преступления, совершенные им.

— Вы говорите о Фредерике Бераре?

— Я говорю о негодяе, который скрывается под этим именем, но который не в состоянии перед нами отречься от себя. Я говорю о герцоге Жорже де Латур-Водье, сенаторе и миллионере.

— Вы сами выдали себя, сударыня, и донесли на вашего сообщника, — сказал прокурор. — Вас никто не выдавал.

Клодия опустила голову.

Оставим дом на улице Сент-Этьен и вернемся на улицу Святого Доминика, в кабинет Анри, которого мы оставили открывающим бумажник, найденный на углу улицы Берлин. Внимательный осмотр доказал ему, что в одной из стенок бумажника должно быть тайное отделение.

От нетерпения он не стал искать пружину, а, взяв ножик, разрезал кожу.

Четырехугольный конверт и сложенный в несколько раз листок бумаги упали на стол.

— Что я узнаю? — прошептал молодой человек. — Мои руки дрожат и сердце сжимается.

Взглянув на печать, Анри вздрогнул.

— Это герб де Латур-Водье! — воскликнул он. — И это письмо было адресовано доктору Леруа, в Брюнуа!

На листе, вынутом из конверта, он прочел:

«Мое завещание.

Я, герцог Сигизмунд де Латур-Водье, в здравом уме и твердой памяти, оставляю все мое состояние Пьеру-Сигизмунду-Максимилиану де Латур-Водье, моему сыну, родившемуся от брака моего с Эстер Дерие, заключенного в Брюнуа, 30 ноября 1835 года и засвидетельствованного в церковных книгах этого прихода.

Моей возлюбленной супруге, герцогине де Латур-Водье, я оставляю пользование всеми доходами с состояния до совершеннолетия нашего сына.