|
К коктейлю почти не притронулась. Докурив сигару, затушила окурок и медленно, слов-но подходя к трамплину для прыжков в воду, направилась к танцполу. Она вышла одна, без партнера. Оркестр заиграл танго. И она стала танцевать танго. С ка-кой точки ни посмотри, оставалось лишь восхищаться ею. Когда наклонялась, по всему танцпо-лу, словно ветер, развевались локоны ее длинных черных волос, тонкие белые пальцы нежно перебирали воздушные струны. Она без всякого стеснения танцевала одна для самой себя. Присмотреться – и похоже на продолжение сна. Я был в замешательстве. Если для осуществле-ния грезы я использую другую грезу, где же тогда истинный я? «А она неплохо танцует, – заметила фея. – С нею придется несладко. Ну, пошли что ли?» Я почти бессознательно поднялся из-за стола и направился к танцполу. Отодвинув не-сколько парней, вышел вперед и встал рядом с нею, прищелкнув каблуками и тем самым пока-зывая, что начинаю. Она лишь вскользь глянула на меня. Я приветливо улыбнулся, но она никак не ответила и продолжала свой танец. Я начал медленно, наращивая постепенно темп, и вскоре кружился как вихрь. Мое тело уже не принадлежало мне. Мои руки, ноги, шея без моей воли безудержно и самопроизвольно витали над танцполом. Предаваясь такому вот танцу, я отчетливо слышал движение звезд, тече-ние прилива и порывы ветра. Мне казалось, что это и есть – танец. Я передвигался, размахивал руками, тряс головой, изгибал шею, кружился. И при этом в голове сверкали белые молнии. Она опять взглянула на меня и стала кружиться и двигаться в такт. Молнии я чувствовал и внутри нее тоже. Я был счастлив – и так мне было впервые в жизни. «Ну как – куда приятней, чем работать на заводе, а?» – подтрунивала фея. Я ничего не отвечал. В горле пересохло, хотел бы заговорить – не смог. Мы танцевали много часов. Я вел, она отвечала. И все это время казалось вечностью. Вскоре она исчерпала силы и остановилась, в изнеможении схватив меня за локоть. Я – или, вернее сказать, фея – тоже прекратил танец. В самом центре танцпола мы рассеянно смотрели друг другу в глаза. Она наклонилась, сняла черные туфли, взяла их в руку и опять посмотрела на меня. Мы вышли с танцплощадки и двинулись вдоль реки. Машины у меня не было, поэтому ос-тавалось лишь идти и идти вперед. Вскоре дорога перешла в пологий подъем, вокруг запахло ночными белыми цветами. Обернувшись, я увидел внизу чернеющие корпуса завода. С танц-площадки пыльцой разносились по округе отзвуки оркестрового свинга и отблески желтого све-та. Ветер был мягок, ее волосы в лунном свете влажно блестели. Мы оба молчали. К чему разговоры после танца? Она, как слепая, не отпускала мою руку. На вершине раскинулся широкий луг. Окруженный соснами, он выглядел тихим озером. Мягкую траву до пояса колыхал ночной ветер, и она покачивалась, словно в танце. У терявших-ся в ней цветов светились лепестки, и на них слетались насекомые. Обняв ее, я дошел до середины луга и, не говоря ни слова, уложил ее наземь. – Какой ты молчун, – хихикнула она, бросила туфли и обхватила руками мою шею. Поце-ловав ее, я отстранился, чтобы еще раз увидеть это лицо. Боже, как она была красива! Мне само-му не верилось, что я могу ее вот так обнимать. Она закрыла глаза и ждала моего поцелуя. Но тут лицо ее начало изменяться. Из ноздри выползло что-то белое, оказалось – червяк. Таких больших я раньше не видел. Черви один за другим поползли из обеих ноздрей, распро-страняя вокруг тошнотворный трупный смрад. Черви соскальзывали с губ в горло, некоторые ползли вверх по глазам и скрывались в волосах. Кожа на носу слезла, изнутри потекла разло-жившаяся плоть, оставляя после себя лишь две черные дыры. Вымазанные гнилой плотью черви полезли теперь и оттуда. Из обоих глаз брызнул гной. Глазные яблоки под давлением гноя два-три раза неестествен-но дернулись и повисли на нервах по бокам. |
