Посему я постарался быть с ним ласковым. Оказался подобострастен со мной и мусью Гильо – он долго со всею почтительностью жал и мял мне руку. После неизбежных вопросов о современном состоянии каждого из нас я сделал ему знак, чтобы он отослал своего прислужника.
– Пшель вонь, Мишка, – лениво скомандовал бывший лакей. Русский язык его значительно улучшился – правда, еще не достиг совершенства. В роль господина он вошел гораздо глубже. Какие величественные манеры, ухватки, осанка! Не у каждого дворянина, не говоря о разночинце, окажутся в арсенале такие. И не скажешь, что совсем недавно Гильо ходил в услужающих.
Тут я, не желая расходовать время даром, спросил его напрямик про наш с господином Ленским поединок. Получилось – включая сон с участием Зарецкого – заговорил я о нем в четвертый раз за последние три дня. Во взгляде француза при упоминании дуэли снова отразился страх, и я сказал себе: «Э, да это, верно, неспроста! Надо мне допросить г-на Гильо с особенным пристрастием!»
По наитию я приступил сразу к центральному предмету:
– Почему посторонние лица прознали о нашей с Ленским дуэли?
Мой визави затрепетал, и я понял, что верно выбрал направление своего разговора.
– Я клянусь вам, сир, – пробормотал мой бывший слуга, – я… ничего…
– Кому ты сказывал о дуэли?! – гаркнул я – в то время как в бытность его лакеем ни разу голос не повышал: надо отдать ему должное, прислуживал Гильо отменно.
Роль владетельного господина живо слетела с него.
Француз показался мне чрезвычайно перепуганным. Губы его прыгали.
– Уверяю вас, сир… Честное, благородное… Я беспорочный человек…
– Скажи спасибо, что я, в силу подлого звания твоего, не могу тебя вызвать – не то бы ты у меня повертелся под дулом моего «лепажа»! Но я вздую тебя палкой – так, что ты запросишь у меня пощады да расскажешь все!
Он побледнел как полотно и только приговаривал:
– Сир… Я прошу вас, сир…
И тут я снова испытал род прозрения, потому что даже для самого себя неожиданно сказал ему утвердительно – будто, безо всяких сомнений, ведал все:
– Перед нашим с Ленским поединком к тебе приходил один господин. Представился, что он якобы соседский помещик. Человек тот одет был в статское платье, однако выправку имел военную. Он расспрашивал тебя, где и когда состоится наша дуэль, и ты ему открылся… Ну, говори! Я и так все знаю!
Смесь изумления, страха и восхищения выплеснулась из его глаз, и мой вчерашний лакей пробормотал:
– Откуда вы узнали, сир?
Я понял, что направляюсь верным путем. Наклонившись к самому лицу Гильо и, едва не встряхнув его за фалды куртки, я снова вскричал:
– Сколько он тебе заплатил?!
– Пятьдесят рублей ассигнациями, – пролепетал несчастный.
Я едва не рассмеялся, вспомнив, что Зарецкому, проявившему (по его собственным утверждениям) благородство, неизвестный сулил ровно в два раза больше. Значит, на слугу неизвестный решил особо не тратиться – и в итоге не прогадал. Что значит подлое звание! Хоть и иностранец – что в нашем отечестве порой считается синонимом благородного человека.
– И что ты сказал тому господину? Признался ему, где будет дуэль и когда?
– О, да, сир. Простите меня.
– Зачем лазутчику нужны были те сведения? Он сказал?
– О, нет, сир. Никаких пояснений он мне не дал!
– А теперь вернемся к дуэли. Ты в роли секунданта стоял неподалеку от господина Зарецкого. Что ты видел?
– Я на вас смотрел, сир. Я волновался.
– Волновался?! Отчего ж?
– Я не хотел, чтоб вас убили, сир. |