– Козелков? – снова насторожился Добято. Вообще то лечение старшины роты у таежной красавицы для него не новость, и все же… – Часто он навещает знахарку?

– Откуда мне знать? – пошмыгал заложенным носом вечный дневальный. – Ребята говорят – каждые два дня наведывается…

– По ночам – тоже? – спросил сыщик, мысленно обложив сам себя матерками. Слишком двухсмысленно прозвучал поспешный вопрос.

– Не знаю… Вроде старшина по ночам спит у себя в каптерке…

Говорить в двигающейся машине трудно и опасно – недолго прикусить язык. Поэтому до самого Голубого распадка попутчики молчали. Думали каждый о своем.

Добято снова и снова анализировал увеличивающийся с каждым днем и часом «банк данных». Толкунов мечтал о возвращении на покинутую им должность врио начальника тыла отряда – более спокойную и, что таить грех, выгодную. Денис тоже мечтал, но о дембиле. Ему изрядно надоело быть посыльным и ординарцем, прислужником и охранником, хотелось поскорей возвратиться в ухоженную московскую квартиру под крылышко заботливой матери.

«Газель» притормозил возле казармы штаба. Зимин в сопровождении посыльного с чемоданом поспешно отправился в свой кабинет. Наверняка, звонить на стройку. «Охотники» выбрались из кузова. Добято остановился в нерешительности: самому идти искать помощника лесника или отправить на поиски прапорщика?

Водитель не торопился в родную заимку, постукивал ладонью по баранке, многозначительно глядел на пассажиров. Ожидал платы за проезд. С офицера не сдерешь, совесть не позволит, а вот с московского гостя и прапорщика – сам Бог велел.

Добято усмехнулся про себя жадности парня, на ходу доставая оттощавший бумажник, подошел к машине.

– Примите нашу благодарность, Борис… Уж не знаю отчества – извините.

– Какое ещё отчество? – глуповато вытаращил глаза водитель. – Вот, язви тя в корень, дела пошли – об отчестве спрашивают. А я и фамилию позабыл – Борька да Борька! Вспоминаю только, когда по пьяной лавочке попадаю в кутузку, да и то не сам – менты, вдоль их да поперек, через вентилятор в выхлопную трубу!

Стоящий на пороге штаба Ахметин с интересом выслушал матерный монолог и восхищенно затряс давно не чесанной головой. Вот, дескать, дает водило – позавидуешь!

– Хочу спросить, – подавая две десятки, «нерешительно» промолвил Тарасик. – Когда возите почту, никто не останавливает?

Вопрос – на дурачка! Если Борька – грандовская шестерка, ни за что не признается. Добято рассчитывал на легкую гримасу на лице водителя, подрагивание век, отведенный в сторону взгляд. Короче – на внешние проявления, подтверждающие замысловатую версию.

– А как же, останавливают! – без тени смущения признался Борька. – То подкинуть поклажу, то подвести. Ведь машина все одно работает, чего не услужить… собственному карману, хрен ему в дупло?

Интуиция сыщика помалкивала. И все же он хотел было продолжить легкий разговор, подойти с другого конца, но не получилось. Из ворот заимки выбежал плотный мужик. На бегу заорал в полную силу.

– Борька, в жопу тебя, в душу, в мать! Быстро рули к дому лесника! Беда!

– Что приключилось? – не трогаясь с места и не сводя вопрошающего взгляда с Добято, спокойно отреагировал водитель. – Понос у шефа? Или штаны загорелись?

Мужик подбежал к машине.

– Чудака придавила лесина… На Волчьем Логове… Всего переломало – глядеть страшно…

Добято уже свыкся к появлению все новых и новых жертв кровавого маньяка. Сейчас его интересовала реакция окружающих.

Толкунов стоял в привычной для него классической позе пациента психушки: покачивался на ватных ногах, рот широко распахнут, правая рука безуспешно разыскивает под охотничьей одежкой и толстым слоем жира растревоженное сердце.