— Километров двести.

— Куда именно?

— На двенадцатую буровую, — сказал стоящий у двери мастер. — На Тром-Аганке это…

Вертолетчик помолчал, что-то высчитывая, потом разлепил припухлые губы.

— Пятьдесят километров прибавьте. Двести пятьдесят будет, — поднялся, сунул руки в карманы куртки. — Случилось что?

— Пожар, — вновь подал голос мастер.

— Та-ак, — протянул вертолетчик, тряхнул головой, и на лице его появилось упрямое, даже чуть обозленное выражение. — И-эх, была не была!

И, не спрашивая согласия Чертюка, который после разговора мог переменить решение — лететь ночью на вертолете, не оборудованном специальными навигационными приборами, — жизни может стоить, — вышел из балка.

Чертюк начал торопливо складывать в портфель дорожные причиндалы — бритву, книги, зеркальце, носовые платки, прочую мелочь, взятую из дома, и одновременно думал о том, что каждое новое месторождение — это обязательно новый пожар. Огонь и нефть всегда сосуществуют рядом.

Когда открыли Уренгойское месторождение — около поселка Тарко-Сале на берегу реки Пур-пе, вырвался из-под земли газ и сразу же вспыхнул… На месте буровой образовался кратер, который все расширялся и вскоре соединился с рекой. Вода вошла в кратер, и газ пробивался сквозь речную толщу. Зрелище было пугающим: ненцы, привозившие на упряжках оленину, становились на колени, видя огромный, занимающий полнеба столб пламени, черно-рыжие космы, отлетающие на рябоватую поверхность. Пур-пе. Фонтан задавили лишь спустя полгода после злополучного ночного выброса. Сейчас на его месте — целое озеро, круглое, как монета.

Чертюк торопился, и собственная нервозность, болезненное внутреннее состояние казались ему какими-то жалкими, суетливыми — Чертюк был от природы человеком деликатным и смущающимся, — сейчас его, например, смущало присутствие Васильича, бестолково застывшего у двери, и он не мог отправить его назад — почему-то не хватало пороха. А тут еще платочки, носочки, зеркальце — будто он холеная барышня, не проживет в тайге без надушенной батистовой тряпицы, и Чертюк мысленно поругивал жену… Он попробовал отвлечься, вновь стал думать о пожарах, о людях, работающих на нефти. Да, нефть и огонь всегда сосуществуют рядом — с тех пор, как только человек вонзил в земную толщу буровые долота, чтобы напоить прожорливые двигатели автомашин и тракторов, накормить турбины самолетов и кораблей, добыть сырье для производства духов и тончайших синтетических тканей.

Летопись нефтяных и газовых промыслов — это не только внушительные колонки цифр добытых земных богатств, это еще и трагический перечень огромных и злых пожаров. Один из самых страшных пожаров случился на скважинах в районе Мексиканского залива. Там взбунтовалась одна из скважин компании «Шелл», ударил нефтяной фонтан, который сразу же превратился в факел. Первые вести об этой катастрофе были краткими и горькими: «Четыре человека погибли, тридцать два тяжело ранены…» За первой скважиной запылали соседние, и вскоре огромный участок земли на берегу Мексиканского залива представлял сплошное море огня. Тяжелый маслянистый дым пожара, гонимый ветром, двинулся на Новый Орлеан.

Справиться с огнем удалось очень не скоро, пришлось бурить новую, так называемую наклонную скважину, закачивать в нее бентонитовую глину…

Чертюк вспомнил некоторые детали борьбы с этим пожаром, о которых читал сам, вспомнил, что тушили его шестьсот пятьдесят первоклассных специалистов, появившихся на пожаре спустя несколько часов; вспомнил, что одну скважину удалось накрыть с вертолетов металлической крышкой; что нефть сильно загрязнила море.