Изменить размер шрифта - +
Гражданскую войну закончил командиром бригады. И в империалистическую, и в гражданскую войны видел он одиночные самолеты, но настоящая бомбежка эта была первой в его жизни. Была она первой и для многих боевых соратников генерала.

— Лежишь, как бревно, — зло сказал бригадный комиссар Попель, поднимаясь и отряхиваясь, когда очередная волна немецких самолетов отбомбилась.

— Вот именно, как бревно!..

— Товарищ генерал! Сбили, сбили гада!..

Немецкий двухмоторный самолет, окутанный густым черным дымом, резко пошел на снижение. Зенитки, будто обрадовавшись, заработали истовее. Заспешили, захлебываясь очередями, счетверенные зенитные пулеметы.

— Что будем делать с семьями, Николай Кириллович? — спросил Рябышев Попеля.

— Надо бы посоветоваться с командирами дивизий.

— Хорошо. Пока успокой людей…

Генерал вспомнил о семьях. Это было важно. Но неизмеримо важнее для него, командира корпуса, в эту минуту было знать, что делать с войсками. На войне неопределенность, неизвестность особенно угнетают. В том, что это война, Рябышев больше не сомневался. Видимо, гитлеровцы всей своей чудовищной военной машиной сразу обрушились на его страну — о чем в свое время говорил и писал маршал Тухачевский. Пограничники, по всей видимости, ведут неравный бой с немцами. С пулеметами, винтовками, гранатами против вражеских танков и артиллерии… Они истекают кровью, это ясно. А у него, под его командованием, такая силища — девятьсот танков. Правда, большинство машин устаревших, с ограниченным моторесурсом, а новые танки еще не опробованы… И все-таки это силища! Надо двинуть ее! Ударить! Но куда? Нужен приказ…

— Товарищ генерал, связь со штабом армии восстановлена. Корпусу приказано форсированным маршем выйти на рубеж в десяти километрах западнее Самбора. Сосредоточиться в лесах и ждать дальнейших приказаний!

Наконец-то! Есть приказ. Есть ясность. Можно действовать.

 

Никогда еще Дрогобыч не слышал такого шума, грохота, гула. Ревели танковые моторы, лязгали гусеницы о брусчатку мостовых, катила, громыхая, по улицам артиллерия на тягачах. Через город шли войска, дислоцирующиеся в районе Дрогобыча и Стрыя. Шли быстроходные танки «БТ» — «бетушки», как их называли. Сотрясая землю, двигались лобастые тяжелые КВ, ползли устрашающие пятибашенные «Т-35», кое-где в колонну вкраплялись группы проворных тридцатьчетверок.

Даже стрельба по самолетам казалась тише, глуше, она просто вплелась в громкоголосье войск, двинувшихся в марше.

Командир танкового взвода Алексей Путивцев тоже был рад, что все наконец пришло в движение. Неопределенность, бездеятельность тоже томили его. Бомбежку он переносил спокойнее других: не в первый раз.

«Не бойтесь! Ни черта они нам не сделают. Японцы на Халхин-Голе тоже пытались нам жару за пазуху с воздуха набросать, да ничего не вышло. В танке опасно только прямое попадание. А попробуй попади в него, когда все движется: и танк, и самолет, а тут еще зенитки бьют…»

В танке было душно. Позади утробно рычал новенький дизельный двигатель. Взвод Путивцева состоял из новых танков «Т-34». При перегоне машины из бокса в бокс Алексей испробовал ее. Машина, кажется, добрая: сильный мотор, лобовая броня надежная, семидесятишестимиллиметровая пушка, два пулемета — курсовой и спаренный. Воевать можно. Но, конечно, всякая машина по-настоящему проверяется только в бою. Никакие учения, никакие маневры не могут заменить боя.

Чудно… Всего несколько часов назад танцевал он с Вандой, на прощание подарил ветку пахучей черемухи, а теперь… война.

Что это война, Алексей Путивцев не сомневался. И война эта будет пострашнее той, с японцами. На Халхин-Голе воевала их танковая бригада под командованием комбрига Яковлева, а теперь движется весь их корпус.

Быстрый переход