Раньше чекисты приезжали на обыск в автомобиле. Но с тех пор, как их шофера переманили более высоким окладом люди Винницкого, чекисты пользовались машиной только по ночам. Ездить на ней они не умели, зато вполне сносно научились заводить авто кривым стартером, и под звуки мерно стучащего по ночам мотора избавляли Одессу от лишних, с их точки зрения, ртов.

«Доигрался, - подумал на всякий случай Хаим, пытаясь выяснить, за что он провинился на этот раз, открывая взорвавшуюся стуком дверь. - ЧК все видит и все знает не хуже "Патэ-журнала”».

- Вы будете Вайсман? - с серебряными нотками в голосе сказал человек в обмотках, потому что до конца не мог поверить, что перед ним именно ювелир. Недорезанный буржуй маскировался старушечьим платком на заплатанном лапсердаке и внешне плохо походил на агента мирового империализма, который существует только ради угнетения трудящихся.

Старик молча кивнул головой и еще раз пожалел, что не успел съесть хотя бы одну картошку.

- Мы располагаем данными, - бодро смотрел в глаза ювелира человек в гайдамацком уборе, не дожидаясь ответа, - что вы скрываете бриллианты от диктатуры пролетариата. Вот мандат на обыск, - и сунул под нос Хаима засаленную бумажку с круглой, треугольной и квадратной печатями. Старик сделал вид, что верит этой компании на слово, потому что корявые буквы прыгали на бумажке перед его испуганными глазами с частотой пальцев второго чекиста.

- Предлагаем добровольно сдать награбленное у народа! - бодро продолжил чекист в обмотках, а молчавший до сих пор генерал-юнкер добродушно добавил:

- А то отправим в ставку генерала Духонина!

Человек с кинжалом тоже открыл рот, распространил запах добротного самогона и закрыл его, не сказав ни слова, только кивнул для проформы непокрытой головой.

Хаим Вайсман не знал, кто такой генерал Духонин. Он всю жизнь с утра до вечера, с обязательными выходными по субботам, создавал произведения искусства и не интересовался политикой. Поэтому он мог только догадываться о чем-то явно нехорошем. Слова о Духонине юнкер в штанах генерала произнес с тем же недобрым оттенком, что и петлюровцы, когда собирались после своего обыска отправить Хаима «до його Карлы Маркса». Однако этому доброму намерению помешали какие-то люди в погонах, выбившие нарушителей своей границы из квартиры Хаима за канат, разделяющий Ришельевскую с Малой Арнаутской. Вслед за убежавшими петлюровцами они тут же начали производить свой обыск и, хотя называли ювелира «господином», обещали в случае чего помочь ему встретиться с некой Лябурб. Хотя старик не догадывался, кто такие Духонин, Маркс и Лябурб, он понимал, что вполне может обойтись без их компании. Такому мироощущению очень способствовал одинаковый тон людей с разными политическими убеждениями, произносивших незнакомые имена.

Поэтому старик на всякий случай молчал, как героические подпольщики в застенках контрразведки при прежней власти. Он молчал, в который раз жалея, что не перебежал четыре месяца назад за границу Малой Арнаутской и не поселился на Молдаванке. К жителям этого района города даже чекисты относились с явным уважением. Когда они, видимо по ошибке, захватили Сеню Вола, которого даже родная мама ласково называла ганыфом, через пару часов об этом сильно стали жалеть. По было поздно.

Сеня Вол вообще-то отличался тихим покладистым характером, за что его ценил сам Михаил Винницкий. Если .он ему говорил: «Сеня, возьмите людей, а вместе с ними один банк», - Вол никогда не возражал. Если возникала необходимость, Сеня мог сделать пять банков и десять налетов, чем вызвал жгучую ревность стареющей Сони Золотой Ручки, которая по женской слабости больше семи налетов в день не выдерживала. И такого человека чекисты схватили только за то, что он носил при себе револьвер. И совершенно случайно перед этим выпалил из него все пули с целью личной самообороны. Но чекисты, как назло, зачем-то запрещали людям иметь всякую частную собственность, и револьверы вошли в это понятие.