А у нас, как назло, из ценностей только дуля с маком да пистолет Пини. Но этот пистолет он даже лягавым не отдавал, когда они его сильно просили, так что даже говорить бесполезно. Поэтому Гриня вышел с Зориком на улицу, выбив ногой глухую половинку от двери. А потом они занесли гроб Бурневица, но без Феди Трапочки. Мы молча смотрели на эту пару, а Зорик Эсмонд сказал: «Покойник любил выпить», - и все поняли, что на месте Феди Трапочки мы бы согласились с таким делом. Вытри Шнобель попытался отнекнуться, но Француз Ставраки произнес: «Если сейчас не нальешь, мамой клянусь, ты в этот гроб не ляжешь. От тебя и пыли не останется». А Федя Борзали, которому никто не рисковал говорить слово поперек характера, молча качнул головой. И Вытри Шнобель налил. И еще раз. И еще. Потому что гроб Бурневица стоил всех запасов его поганой рыгаловки и даже больше.

А потом мы вышли и увидели Федю Трапочку. Он спокойно сидел на скамейке. Рядом с ним беседовал какой-то хмырь, который обижал Федю за то, что он ему не дает прикурить. И говорил плохие слова. А Трапочка не отвечал. И курец распалялся еще больше. Тогда подошли мы и дали ему так прикупить, что он лег мимо скамейки и сделал вид, что не хочет дышать через папиросу. Сам виноват, за покойников надо говорить только хорошо. А тем более за Федю Трапочку. И если он ему не давал спичек, то только потому, что у него их не было.

А потом встал вопрос: как дальше нести покойника до могилы? Гробокопатели давно нервничают, а нас пока нет. Тут еще Марголин стал выступать, что второго тоже бы надо захватить. А то потом лягавые начнут спрашивать: кто его так приласкал? И падло Вытри Шнобель нас заложит за милую душу, чтоб себе этот гроб сэкономить.

Нас выручил Ваня Бабура. Он заскочил к кому-то через балкон и одолжил немножко денег. Потом, правда, все искали эту хату, чтоб отдать назад. Но хозяев Бабура не видел, а мы боялись вконец ошибиться. И мы выкупили гроб у Вытри Шнобель, который наверняка уже в мечтах примерял эту прелесть на свою поганую фигуру.

Федя Трапочка лег на свое место, а тот, что просил у него прикурить, все равно не вставал. Тогда Игорь Шишкин и Вольф Серебряный закинули его руки себе за плечи и повели этот ушивок за всеми остальными. Какая-то мадама пикнула, что ему надо отлежаться. Но мы-то знали, что ему лучше всего отлеживаться там, где несут Федю Трапочку.

И мы пришли на кладбище. И гробокопатели не сказали ни слова. Потому что они тоже знали покойника и рыли для него яму, как для себя. Гробокопатели выволокли ящик водки, и мы стали опять поминать Федю Трапочку. А потом спорить - куда лучше ложить этого курца: сбоку или под низ гроба? Тут курец открыл рот, что ему и здесь хорошо. И он ни на кого не в претензии. Свой парень, в общем. И он помянул Федю вместе с нами, хотя и почему-то не знал его.

Когда несколько лет назад хоронили Ваню Бабуру, я хотел отыскать могилу Феди Трапочки, но не нашел ее. Наверное, эти кладбищенские суки продали кому-то место вместе с Федей. Новые люди, новые порадки. Раньше такого тоже не было, верь мне, пацан. И меня не пугает, что может быть когда-то и сверху меня положат кого-то, чьи родственники дадут «сверху» за место на давно закрытом кладбище, нет. Главное, что я буду лежать в этой земле, как и Федя Трапочка. Как и все мои родные. Как Петро Задорожный, Пиня Марголин, Жорка Балмагия, Мотя Кионгели, Иван Бабура, Федя Борзали, Вольф Серебряный, Игорь Шишкин, Француз Ставраки, Рафик Али-Заде, Ашот Агопян-Мацоян, Гриня Хаджи-Баронов, Зигфрид Эбенгардт, Зорик Эсмонд. Они, правда, лежат на разных кладбищах, уже закрытых. Но какая разница? Не это главное. Они лежат в земле, родившей всех нас, по которой мы с детства бегали ногами и были благодарны судьбе, что она подарила нам это счастье - Одессу. И скоро я лягу рядом с ними, но это не страшно.