– Вовсе нет. У меня ничего особенного не было намечено на сегодняшнее утро.
По правде говоря, Валентин наслаждался. «Мало что, – думал он, – приносит больше удовольствия, чем вовлеченность в чужие несчастья. Тебе это ничего не стоит, а сколько интересных хлопот, эмоционально насыщенных, животрепещущих разговоров, которых в обычных обстоятельствах стараешься избегать».
Жаль только, фотоаппарата не нашлось под рукой. Запечатлеть лицо миссис Лезерс после его реплики о муже, когда ее наконец осенило. При всей незаурядной способности передразнивать ближнего своего Вэл не смог бы, и сам это знал, изобразить ту непередаваемую мину виноватого припоминания. А сказала она только: «Я ведь помнила… было еще что то…» Ему стоило большого труда сохранить невозмутимое лицо.
Решили, в общем, что, раз уж оказались в Каустоне, будет разумно зайти в полицейский участок и заявить о пропаже Чарли. Правда, на всякий случай они сначала позвонили домой к миссис Лезерс – проверить, не вернулся ли супруг в ее отсутствие.
Вэл думал, что их проведут в какое то специальное помещение, но дежурный констебль просто положил на стойку желтый бланк и велел миссис Лезерс его заполнить, предупредив, что, если возникнут затруднения, он к ее услугам.
– Здесь много странных вопросов, – заметила миссис Лезерс, добросовестно заполняя бланк. – Шрамы, заикание и всякое такое. Этническая принадлежность. Чарли это не понравилось бы.
Вэл изучал плакаты на стенах. Ни один из них не радовал. Лицо молодой девушки, все в кровоподтеках и шрамах: «НЕ САДИСЬ ЗА РУЛЬ ПЬЯНЫМ!» За стеклом запертого автомобиля задыхается золотистый лабрадор: «КОГДА ВЫ ВЕРНЕТЕСЬ, ОН МОЖЕТ БЫТЬ УЖЕ МЕРТВ!» Шприц со сломанной иглой, перечеркивающий номер телефона горячей линии. Он уже узнал больше, чем хотелось бы, о колорадском жуке, когда вдруг сообразил, что миссис Лезерс о чем то его спрашивает.
– А что значит «странности»?
– Ну у, это, знаете, когда к вечерне являются в одной лишь татуировке или норковых стрингах. Что то в этом роде.
Опс! Прокол. Миссис Лезерс отодвинулась подальше и старательно избегала встречаться с ним глазами. Бланк она заполняла еще минут десять, потом передала его констеблю.
– Пункт четвертый, мадам. – Констебль вернул ей бланк. – Заявитель.
– Ах да, извините. – Миссис Лезерс вписала свое имя, адрес и номер телефона. – Сообщить вам, если он объявится?
– Да, будьте добры.
– Он ведь мог просто выйти погулять.
Констебль улыбнулся. Если бы ему платили пять фунтов всякий раз, как он слышит эти слова, плавал бы с маской в Карибском море, не успев даже выговорить «пинаколада». Жаль, конечно, старую клушу. Она явно вдоволь нарыдалась, прежде чем решила все таки пойти заявить.
Он принял от миссис Лезерс форму четыре два восемь, передал гражданской служащей, сидящей на круглосуточном телефоне, и уже хотел идти по своим делам, как вдруг подал голос чувак, сопровождавший старушку:
– Простите.
– Да, сэр?
Но Вэл обращался не к полицейскому. Он решительно взял миссис Лезерс под локоть, снова подвел к барьеру и велел:
– Расскажите им о собаке!
И сразу все изменилось, как доставленная копами домой миссис Лезерс рассказала Эвадне. Не зная, что Кэнди нашлась, та заглянула уточнить номер телефона Хетти для объявления.
Было время ланча, и миссис Лезерс предложила гостье чашку супа с тостом. Эвадне так хотелось дослушать историю до конца, что она согласилась. Суп был консервированный, из жестянки, что Эвадну порядком смутило, но она успокоила себя тем, что от одной то чашки вреда точно не будет. Оранжево красная жижа, бархатно густая и довольно сладкая, не имела ничего общего со вкусом овощей, которые когда либо случалось пробовать Эвадне. |