Вскоре после встречи в банке Луиза, выезжавшая из Каустона, увидела, как Энн, пошатываясь, переходит дорогу. Первым ее поползновением было предложить подвезти приятельницу. Она даже убрала ногу с акселератора и притормозила. Но что то в облике Энн показалось ей очень странным. Плотно запахнувшись в пальто, хотя погода стояла мягкая, Энн одной рукой придерживала полу, а другая рука, как птичка, порхала у рта. Это не помешало Луизе разглядеть, что губы Энн шевелятся. Та поминутно хмурилась и качала головой.

Луиза поехала дальше. В конце концов, у нее своих проблем хватает, и проблемы эти становятся все серьезнее и серьезнее. Некогда возиться с особой, которая, слов нет, расстроена, но (теперь Луиза не сомневалась в этом) терпеть ее не может.

Еще вчера Луиза и не думала, что на выходные окажется в Каустоне и без наличных. Поселившись у брата, она с самого начала настояла на том, что будет оплачивать часть расходов на дом и в очередь с Вэлом, по неделе каждый, нести хозяйственные расходы. Это была ее неделя. У нее кончились кое какие продукты, и поскольку между ней и Взлом восстановились довольно дружественные отношения, вчера вечером она попросила у брата немного денег, чтобы заткнуть дыры в хозяйстве. Он ответил, что денег у него нет. Искренне удивившись и не подумав о последствиях, Луиза сказала:

– Но ты ведь ездил в банк на днях.

Она вспомнила, как на кухне подобрала с полу чек и бросила в мусорное ведро. Судя по чеку, Вэл снял со счета четыреста фунтов.

За какие то секунды атмосфера в доме накалилась, переполнилась злобой и негодованием.

– Меня уже тошнит от всего этого! – буквально выплюнул Валентин.

– От чего?

– От тебя!  И от твоих постоянных замечаний, черт подери!

– Я не хотела тебя…

– Сейчас твоя очередь платить за еду, верно?

– Ладно, всё. Завтра съезжу в город за деньгами.

– Если ты не хочешь платить…

– Это подло – так говорить! – теперь и она повысила голос. – Я плачу свою долю с тех пор, как приехала, ты прекрасно это знаешь.

– Правда?

– А куда, как ты думаешь, уходят мои сбережения? – Говоря это, Луиза сообразила, куда пошли четыреста фунтов Валентина. И знала, что выдала себя с головой.

Повисла грозная тишина, потом Валентин отрубил:

– Я не могу больше выносить всех этих дрязг. Мне работать надо. – Уже повернувшись к ней спиной и направляясь к лестнице, он проговорил: – Я серьезно, Лу. Мое терпение кончилось.

Луиза, дрожавшая от обиды и возмущения, просто не могла больше оставаться в доме. Она вышла в сад и села у бассейна. Что ей теперь делать?

Обида на несправедливость брата быстро улетучилась. Нахлынули воспоминания детства. Валентин всегда был любимцем родителей, но крайне редко пользовался своим преимуществом. Понимая всю несправедливость подобного предпочтения уже в юности, он постоянно пытался восстановить равновесие. Расхваливал рисунки, которые она приносила из школы и на которые мать даже не удосужилась взглянуть. Помогал сестре с домашней работой. Уговаривал отца взять ее с собой, когда они отправлялись на рыбалку. На пятый день рождения Луизы он подарил ей маленькую деревянную коробочку, разрисованную морскими звездами и тюленятами, и она до сих пор хранила подарок. И, что самое милое, он всегда умел ее рассмешить.

Вспомнив об этом, Луиза заплакала. Плакала горько, как плачут дети, не закрывая глаз и не утирая слез. У ее ног, посверкивая в темной воде, плескался золотистый карп.

Плавное скольжение рыб завораживало. Мало помалу строгий формализм сада успокоил ее. Плач перешел в редкие всхлипы, а потом в шмыганье носом. Сердце забилось ровнее. Она просидела у бассейна еще около получаса, постепенно приходя в себя.

Но что теперь делать? Ясно, что Валентин очень несчастлив, а значит, несчастлива и Луиза.