– Господи, мама. Всего пара глотков. В этом нет ничего страшного, – я пытаюсь встать, но тут же сожалею об этом, потому что результат опровергает мое утверждение.

У нее в глазах слезы.

– Ведь это может убить тебя. Тебе спасли жизнь , Лахлан, – она обхватывает мое лицо ладонями, заглядывает в глаза и шепчет дрожащим голосом: – Я могла потерять тебя. Ты умирал. Я была там… я видела тебя… я смотрела… Я смотрела, как ты умираешь. Но потом поступило сообщение, что нашли донорский орган, идеально подходящий тебе. Поэтому ты жив. Не пренебрегай этим, Лахлан. Пожалуйста… не трать этот шанс впустую.

– Я не знаю, как этого не делать, мам, – чувствую, как слова сами собой слетают с губ. – Только это я и умею делать.

– Видимо, настало время учиться, – она отворачивается, опуская на глаза солнцезащитные очки, чтобы скрыть эмоции. В этом мы с ней похожи. – Ты единственный мужчина в нашей семье, получивший возможность жить, имея такое заболевание. И ты обязан этим всем им, если не сказать больше. Ты обязан Томасу – своему отцу. Дедушке Майклу. Ты обязан этим мне.

– Тебе? ТЕБЕ?  – выкрикиваю я. – Ты лишила меня выбора. Я подписал отказ от реанимации. Я хотел умереть. И не хотел воскресать. Как не хотел и оставаться в живых.

– Мне хотелось, чтобы у тебя был шанс.

Ну вот, опять. Она шепчет еле слышно. Кажется, ее голос никогда еще не звучал так тихо и беспомощно.

– Это был мой  выбор, мама.

– Я не могла потерять тебя, Лахлан! С твоим отцом мне было отпущено всего тринадцать лет. Я заслуживаю большего. Мне было известно, что с тобой у меня будет всего тридцать, а потом я потеряю  тебя. Им едва удалось вернуть тебя к жизни, но даже после этого не было никаких гарантий, что когда нибудь найдется подходящее сердце. Ты хоть представляешь, каково это для меня, Лахлан? Сидеть у твоей постели битых два месяца и наблюдать за собственным сыном, лежащим без сознания и живущим только за счет аппаратов? И понимать, что я должна стать той, кто прикажет им выдернуть вилку из розетки? Знаю, что ты не хотел продолжать жить таким способом. И я… я заключила сама с собой сделку. Подождать три, может, четыре месяца, и если за это время не найдется донор, то я… я отпущу тебя. И я сделала бы это. Но… ты даже представить себе не можешь, каково это. Знать… понимать, что мне придется увидеть, как ты умрешь во второй раз ?

Она стоит очень близко – думаю, настолько она ко мне никогда не приближалась. Нас разделяют всего несколько сантиметров. Я даже чувствую запах ее духов, вижу макияж на веках и ресницах и помаду на губах.

– Не… не трать впустую этот шанс, Лок. Пожалуйста… пожалуйста, не надо. Знаю, ты злишься на меня. Я понимаю это. Возможно, я этого заслуживаю. Пусть так. Но не надо… не растрачивайся впустую.

После этого она оставляет меня и возвращается в дом, тихонько прикрыв за собой дверь. А я остаюсь на веранде – наблюдать за садящимся солнцем и трезветь – снова и снова повторяя себе ее слова.

Не трать впустую этот шанс.

Мне нет пути вперед, а рядом никого – есть только я…

Ардмор, Оклахома

Я осторожно помещаю наконечник термометра под язычок маленькой девочки.

– Вот так, теперь просто нужно подержать его несколько секунд. Сделай это для меня, хорошо? Молодец, Ева, ты отлично справляешься. Теперь мне нужно посмотреть твои ушки, ладно?

Я работаю на автомате.