Я тянусь к ручке.

– Я найду его радиостанцию.

Она хватает мою руку, и почему то ни один из нас не разрывает это прикосновение.

– Нет, не надо. Теперь дело сделано.

Она вздыхает – протяжно, с дрожью, что говорит о напряженной борьбе за самообладание.

– Брось это. Просто… гони.

И я погнал. Километр за километром. То место, о котором я думал, мы проскочили. В любом случае, места здесь одно лучше другого. Даже не знаю, как далеко мы заехали. Но, когда остановились, вокруг была абсолютная темень. Найл молчала всю дорогу, глядя в окно. Ветер трепал ее волосы, высвобождая из косы все больше и больше прядей. В конце концов я замечаю небольшую грунтовую дорожку и сворачиваю на нее, с грохотом катясь по ухабам и корням деревьев. Она все еще держит мою руку в своей, и я не собираюсь этого менять; мое сердце стучит где то в горле, потому что все это так непонятно и странно, что я сам не знаю, какого хрена делаю. Дорога заканчивается у ворот, прикрепленных одной стороной к дереву петлями, а другой – замком. Я паркуюсь рядом, вырубая фары и двигатель. Найл вздрагивает, словно приходя в сознание, и оглядывается вокруг. Кромешная тьма, но дорога по ту сторону ворот ведет через холмы, позади нас пустое шоссе, с двух сторон поля и звездное небо над нами.

– Где мы? – спрашивает Найл.

Я пожимаю плечами.

– Понятия не имею.

– Замечательно, – смеется она, но смех больше похож на вымученный хрип.

Я рывком открываю дверь, выхожу, подхожу к ее стороне и открываю дверь для нее. Протягиваю ей руку. Она сидит, вертя стетоскоп в руках, и смотрит на меня.

– Давай, – говорю я.

– Что это значит, Лок?

Я подхожу к кузову, вытаскиваю тяжелую корзину и одеяло, а потом беру ее за руку.

– Это пикник. Пойдем уже, я проголодался.

Она позволяет взять себя за руку и отвести на середину поля. В руке у меня электрический кемпинговый фонарь, дополняющий свет полной луны. Найл смотрит, как я расстилаю одеяло и ставлю на угол корзину, затем сажусь и начинаю вытаскивать еду. Она просто смотрит.

– В самом деле?

Я пожимаю плечами.

– Да.

– Если ты надеешься на повторение того, что было на днях, то тебе лучше еще раз подумать, – она садится рядом, но не слишком близко. Открывает корзину, отрывает виноградную гроздь и закидывает ягоды себе в рот. – Это было ошибкой.

Пытаюсь вести себя так, будто ее слова не причиняют боли, но это не срабатывает, так что я изображаю тупого.

– Повтори, что?

Она бросает на меня взгляд, наверное, в попытке понять мою игру.

– Ну… когда мы… – она разочарованно стонет. – Боже, ты невозможен. Тебе прекрасно известно, о чем я.

– А почему это было ошибкой, Найл?

Я хочу знать, потому что предполагаю, каков будет ее ответ.

– Просто было и все, – она возится с упаковкой сыра, пытаясь открыть. Я забираю ее у нее из рук, вытаскиваю из кармана свой универсальный нож и вскрываю упаковку. Отрезаю ломтик сыра для Найл и передаю ей. У меня не было других намерений, но она, вместо того, чтобы просто взять его, наклоняется и берет сыр из моей руки ртом. Непроизвольно, словно это была ее естественная реакция. Но потом, когда сыр оказывается во рту, она осознает, что сделала, и замирает. Не шевелясь, бросает на меня взгляд. А потом снова начинает жевать. – Ничего не говори, – она жует, прикрывая рот рукой. – Я не знаю, почему сделала это.

Я тоже.

И при этом не знаю, почему это заставило стучать мое сердце, как сумасшедший барабан. Так не должно быть, но оно есть. Она отклоняется от меня, возвращаясь к винограду.

– Так почему это было ошибкой, Найл? – снова спрашиваю я.