Свинки Пятачка не было.

Зато, как ни прячься, ни отвлекайся, ласковое похрюкивание Зинаиды проникало всюду:

— Такой ты худенький, Игоре-е-ек, и куда только твоя девушка смотрит?!

На осла по имени Иа девушка смотрит! И скрипит зубами.

— Пойде-е-ем, — пела Зинуля, — я тебя буженинкой угощу… сочной…

О том, что Зинуля прилично зарабатывает и отлично готовит, знали все молодые мужчины квартала.

— Нимфоманка, — яростно прошипела я, стиснула кулак и впилась ногтями в ладонь. Оказывается, не совсем калькулятор, ревную.

Но Гоша отбился сам. Красный, как вареный рак, он выскочил к мусоропроводу:

— Даме надо в лечебницу или замуж, — проблеял Понятовский.

— Была уже, пять раз, — оборвала я и спросила: — Ну, кто был?

Очень удивленно Гоша констатировал:

— Гольштейн. Сегодня днем.

Услышь я это два дня назад, очень бы порадовалась за пухленькую носатую Соню. После отъезда давшего надежду Фурцева Сонечка прокляла всех мужчин и осталась последней девственницей Бауманки.

— Одна? — спросила я.

— Зина не знает, на работе была, ключи отдавал ее сын.

— А может быть, это не Гольштейн?

— Вряд ли. У кого еще из наших попа пятьдесят второго размера в резиновых джинсах ходит? Вьющиеся волосы и очки?

Ни у кого. Только у тихушницы Сони.

В квартире Димона царил подозрительно образцовый порядок. Свежеизбавленная от пыли мебель сияла лаком, пустое помойное ведро пахло розами, огромная кровать-лежанка по-армейски заправлена пледом.

— Слушай… может, Соня сюда убираться ездит?! — мелькнула мысль. — Ждет возвращения Димона и ездит?

— Н-да, — буркнул Понятовский, — Пенела! па…

Я осторожно села на подлокотник кресла и огляделась.

Какая печальная тайна внезапно нам открылась. Ходит Сонечка в институт, улыбается, мужчин не замечает, а иногда приезжает сюда… вытирать пыль.

— Гош, а ведь мы с тобой здесь год встречались, а я ни разу полы не помыла… Думала, просто так чисто… а это Соня…

Засунув руки в карманы джинсов, Понятовский раскачивался на носках и недоуменно надувал щеки.

— Плохая я у тебя, — вдруг вырвалось. — Любить не умею! Не баба… а калькулятор.

Игорь подошел, прижал мою голову к своему животу и тихонько погладил:

— Умеешь. Только не показываешь.

— Приедет Димон, надеру ему уши и женю на Соне…

— Я помогу, — пообещал Гоша. — Потом спасибо скажет. Сонька доктором наук станет, ей же ей, чтоб я сдох.

…Итогом посещения квартиры Фурцева стал абсолютный ноль. Мы даже поцеловаться там не смогли, как в мавзолее чужой и тихой любви.

Глава 7

С утра из реанимированного мобильника посыпались звонки.

Первым в половине девятого отзвонился деятельный Соколов.

— Буди Фому, пусть плакат рисует.

— Она в Питере.

— Забыл, — тявкнул Артем и отключился.

Едва я успела засыпать в чайник заварку, телефон разродился очередным приветом, — от Антона Золецкого, — и опять по поводу Фоминой.

— Скажи Фоме…

— Народ!! — проревела я. — Вы что, очумели?! Я вам не вдова Онасиса, звоните на домашний!

— Тема сказал, его отключили, — недоуменно протянул Солецкий, но я не стала дослушивать, вырубила сотовую связь и прошла к домашнему Занниному аппарату.