-  Хватит об этом, - холодно произнесла Альвенель. - Я хочу спать.

    Киммерицу вдруг показалось, что у этой красивой, обнажённой женщины, для которой нагота - самые крепкие латы - что-то сломано внутри. Киммериец слабо разбирался в душевных страданиях, но знал, что они бывают иногда сильнее телесных.

    Женщина легла на голый тюфяк и закрыла своё лицо волосами. Варвар закутал её высохшим плащом, задул свечи и тихо вышел из комнаты.

    В зале графской короны шут Баркатрас пил вино.

    -  Где крикливый молокосос? - осведомился у него Конан.

    Шут покачнулся на стуле, вскинув ноги на стол, и заговорил:

    -  При покойном графе в замке выдавались весёлые ночки, но такой я не упомню!

    После чего он рассказал про пуму, убитого Фаэрти и ожившего мертвеца, сожжённого в коридоре.

    -  А у нас в спальне был скорпион, - кивнул Конан. - И сбежавший лакей до сих пор не объявился… Кстати, где ты сам был в тот момент, когда обрушился мост?

    -  Я? - переспросил Баркатрас. - Ах, да! Выходил за надобностью. Всё дело в белом вине. От него пучит живот. Тебе нужны доказательства?

    * * *

    -  Что-то я не вижу в вас вчерашнего пыла! - проворчал стряпчий, усаживаясь за стол.

    Завтрак и без этого замечания проходил в атмосфере невесёлой. Тью покосился на Фаррела сердито, но промолчал.

    Ченси взял бокал левой рукой - правая находилась на перевязи - и произнёс:

    -  Давайте выпьем за то, чтобы не все погибли в этом распроклятом замке!

    -  Я бы воздержался на вашем месте от всяких тостов, - сухо хмыкнул судейский. - Наша общая задача состоит в том, чтобы выжить. Скорее всего, это будет непросто.

    -  Вы очень крепко держите себя в руках, - не выдержал Тью. - С чего бы это? Почему вы так спокойны? Вы - единственный, с кем ночью ничего не случилось! Это подозрительно.

    -  Не единственный, - молвил Тьянь-по, входя в залу и церемонно кланяясь. - С бедным кхитайским каллиграфом тоже ничего не случилось. Он спал, как младенец.

    -  Младенцы спят крайне беспокойно и всё время кричат, - язвительно заметил Фаррел. - Вы уж поверьте. У меня трое детей и восемь внуков. А ваш многоучёный сосед - с ним всё в порядке?

    -  Ночью ему привиделось, будто бы моя голова, отделённая от тела, находилась у него на окне, - поведал Тьянь-по, устраиваясь на стуле, - а потом он заснул. Во всяком случае, затих. Наверное, проваляется в постели до вечера. Он очень впечатлителен, в этом виновата его комплекция.

    Варвар завтракал без аппетита, что бывало с ним нечасто. Он то и дело смотрел на надписи - на фальшивую, нанесённую поверх шлифованного камня кладки, и на подлинную, словно выжженную в толстой дубовой панели. Альвенель, в глубокой задумчивости, стояла у окна и высматривала в сером ненастном небе что-то, заметное ей одной.

    -  Джокс! - обратился стряпчий к мажордому, прислуживающему за столом. - Ты знал Грателли много лет. Объясни, как он мог выкинуть с нами такую шутку?

    -  Не могу знать, - медленным, скрипучим голосом отвечал Джокс.

    -  В нём не было никаких странностей?

    -  Странностей? - Мажордом лишь взглянул с недоумением и оставил вопрос стряпчего без ответа.

    -  До сих пор непонятно, как он сломал мост, - заметил Ченси.