– Поступок сэра Филтиарна вызвал искреннее уважение у аборигенов, и именно потому то с ним и не случилось того, что произошло с его первой женой, – продолжил инспектор Вильк. – Мальчик, которого не пожелала спасать леди Громлэйт, был сыном местного шамана, и тот задумал месть ей, месть жестокую и беспощадную, такую, какую только может вообразить себе одаренный магией дикарь. Он изготовил шкатулку и исписал ее колдовскими формулами, заложив в эту безобидную, казалось, вещь недобрые заклятия своего народа. Это, конечно, вещица довольно экзотическая, но я сомневаюсь, что она пользовалась большой любовью графини.

– Хранила в ней всякую мелочевку, почти не открывала, – согласился хозяин Каэр Нуаллан.

– И, однако же, это ее не спасло, – ответил окружной околоточный. – Достаточно ей было открыть шкатулку лишь один раз, и проклятие шамана заработало.

– Не открыть, – подал голос Стампеде. – Довольно было простого прикосновения. Эта штука… она как контактный яд.

– Вам виднее, Уэш, – кивнул Вильк. – И с тех пор леди Громлэйт начала чахнуть. Она болела, усыхала, становилась слабее, и ни один врач не мог ей помочь. К тому же тропическая лихорадка, которая, как считалось, у нее была, признана неизлечимой. Наконец она умерла и была похоронена в семейном склепе.

Инспектор помолчал.

– Спустя некоторое время сэр Филтиарн повстречал леди Авонмору Мерфи и полюбил ее. Срок траура к тому времени уже истек, и ничто не препятствовало их свадьбе. Они поженились. И вот тут то, полагаю, началось второе существование леди Громлэйт. Ненависть к женщине, которая заняла ее место, позволила покойной выйти из могилы. Ненависть, и ревность к их с графом ребенку. Она стала тем, что древние римляне называли «лярвы» – они упоминаются в стихах мистера Овидия.

– Все верно, – вновь вмешался Стампеде. – До этого она была заключена в своем мертвом теле, как в темнице, хотя ощущала происходящее в замке и его окрестностях. Ярость дала ей освобождение.

– Так или иначе, но причинить вред новой графине она не могла – Мерфи ведут свой род от нереиды, и не жалкой тени, питающейся чужой жизненной силой было с ней тягаться. Леди Громлэйт, вернее то существо, которым она стала, даже приблизиться к ней опасалась. Но выход она нашла. Не имея возможности как то повлиять на леди Авонмору, она выждала момент, когда молодая графиня ехала в карете по опасному участку дороги и напала на коней, напугала их – ведь страх, это оружие лярвы. Кони понесли, и карета с леди Авонморой упала в овраг. Она погибла. Теперь леди Громлэйт оставалось лишь разделаться с ненавистным ребенком, который родился незадолго до этого. И самое страшное, что она стала им… питаться. Пить его жизненную силу, усиливаясь сама.

– Но ведь в сэре Иваре также течет и кровь Мерфи, – подал голос Роберт Смит. – Как она смогла обойти ее? Или этот наследственный признак проявляется только в девочках?

– Нет, доктор, в мальчиках тоже, – ответил инспектор. – Но вспомните, когда виконт начал болеть?

– В тринадцать лет… Ах, проклятие! Пубертатный период?

– Верно, – кивнул Айвен Вильк. – Он начал взрослеть, организм его – перестраиваться в мужчину из мальчика, а в такое время люди особенно ранимы. И в этот период лярва смогла присосаться к источнику его жизненной энергии, а тот, к кому такое существо пристанет, сам не справится с ним никогда, хотя кровь Мерфи, подозреваю, позволила продержаться сэру Ивару до сих пор.