Мелисса немного задержалась. Прищурившись, она тихо, почти шепотом проговорила:

‑ Ты не наша. Вот почему темняк хотел убить тебя.

Джессика разжала губы, хотела что‑то сказать, но только пожала плечами.

‑ Я не хотела становиться полуночницей, ‑ выговорила она.

‑ Может быть, ты и не полуночница, ‑ заметила Мелисса. ‑ По крайней мере ‑ не настоящая. Есть в тебе что‑то такое… Похожее на двадцать три часа пятьдесят девять минут. Не наша ты.

С этими словами она отвернулась и укатила прочь, не дожидаясь ответа. Джессика поежилась.

‑ Блеск. Самая чокнутая из клуба чокнутых заявляет, что я им не подхожу.

Она повернулась и вошла в дом. Даже при странном свете темной луны он показался ей более гостеприимным, чем раньше. Это был дом.

Но пробираясь по коридору к своей комнате, Джессика вздохнула. Слова Мелиссы задели ее за живое. Пантера, которую эти ребята назвали «темняком», не показалась ей просто диким зверем. Скорее, это было нечто, одержимое жуткой ненавистью к ней. И ползучка завела ее в западню потому, что желала ее смерти.

‑ Может быть, Мелисса права.

Вероятно, ей не было места во времени синевы. Чужеродный свет пульсировал в каждом уголке дома ‑ неверный, пугающий. После часа, проведенного в этом времени, у Джессики едва ли не до слез щипало глаза.

‑ Может быть, я и вправду не гожусь для этого.

У двери в комнату Бет Джессика остановилась. На кровати по‑прежнему в напряженной, неудобной позе лежала белая статуя.

Джессика вошла в комнату и села рядом с сестрой. Она заставила себя смотреть на нее, дожидаясь окончания полуночного часа. Она должна была увериться в том, что Бет не мертва. Если Рекс говорил правду, ее сестра замерла всего лишь на мгновение.

Джессика вытянула краешек простыни, обвившей шею сестры, притронулась к неподвижной щеке и содрогнулась от прикосновения к холодной коже.

Мгновение оборвалось.

Коробки и углы комнаты заполнились тенями, они перестали светиться сами по себе. В окна полился тусклый свет уличных фонарей, лег зигзагами на пол, в беспорядке заваленный вещами.

Щека Бет потеплела, под рукой Джессики дрогнули мышцы.

Бет сонно раскрыла глаза:

‑ Джессика? Что ты тут делаешь?

Джессика отдернула руку. Она вдруг вспомнила, что бодрствующая Бет может так же напугать человека, как и неподвижно замершая.

‑ Я… Я просто хотела тебе кое‑что сказать.

‑ Что? Я сплю, Джессика.

‑ Я должна была попросить у тебя прощения за то, что я тебя сторонюсь. То есть… я понимаю, как тебе тяжело здесь, ‑ проговорила Джессика. ‑ Но только… ты знай, что я с тобой, хорошо?

‑ О Джессика, ‑ простонала Бет, отползла подальше от старшей сестры и поплотнее закуталась в одеяло. А потом она повернула голову и устремила на Джессику укоризненный взгляд. ‑ Тебе мама велела так мне сказать? Уродство.

‑ Нет. Конечно же нет. Я просто хотела…

‑ Поиграть во взрослую тетеньку. Показать, что у тебя есть время для меня, хотя ты тут стала вся из себя «мисс Популярность». Ну да ладно. Большое тебе спасибо за эти розовые сопли, Джесс. Можно, я теперь посплю?

Джессика уже была готова ответить, но что‑то остановило ее, и она с трудом сдержала улыбку. Бет снова стала самой собой. «Оттаяла» после времени синевы без каких‑либо заметных последствий.

‑ Спи крепко, ‑ пожелала сестренке Джессика, шагнув к двери.

‑ Ага, и тебе тоже сладких снов и никаких клопов, и всякое такое…

Бет неуклюже повернулась на бок и накрылась одеялом с головой.

Джессика вышла и закрыла за собой дверь. Она немного постояла одна‑одинешенька в коридоре. Из головы у нее не выходили последние слова сестренки.

‑ И чтобы клопы тебя не кусали, ‑ прошептала она.

Она ушла к себе в спальню и крепко‑накрепко закрыла дверь.