‑ Спасибо, очень утешила. Мои родители просто в ужасе. Если меня еще разок доставят домой копы, быть мне тостом. Подгорелым, обугленным тостом. Головешкой.

‑ Придется нам позаботиться о том, чтобы такого не случилось.

‑ Я все боюсь спросить: а что, у вас уже есть какой‑то план? Как доставить меня к Змеиной яме?

‑ А ты уж и дождаться не можешь, да? ‑ с усмешкой проговорила Десс. ‑ Скажу тебе так: мы работаем над этим. Очень жаль, что ты не сможешь вырваться на эту вечеринку в Гремучей котловине.

Джессика нахмурилась. Ей очень нравилась Констанца, а вот перспектива оказаться на вечеринке восторга не вызывала.

‑ Почему?

‑ Змеиной ямой называется самое глубокое место Гремучей котловины. От места, где устраивают пикники, до ямы ‑ пять минут ходу. А у меня есть сильное подозрение, что вечеринка затянется как минимум до полуночи. Ты уверена в том, что тебе ни за что на свете не удастся уговорить родителей сделать тебе маленькое послабление?

‑ Еще как уверена.

‑ Плохо. Очень плохо. ‑ Десс откинулась на спинку стула. ‑ Ладно. Поговорим о более приятных вещах.

‑ Например? О пломбировке зубных каналов?

‑ Нет. О тригонометрии.

После уроков Джессика вышла из школы и стала ждать отца. Папа решил, что будет заезжать за ней, поскольку по дороге домой она, в конце концов, может заблудиться и /или угодить в руки полиции. Поскольку он был единственным безработным в семье, ему просто было нечем больше заняться, как тревожиться и принимать все слишком близко к сердцу. Ну и конечно, отец неминуемо должен опоздать, поскольку школа, где училась Бет, была на другом конце города. А Бет наотрез отказалась ехать домой на школьном автобусе, зная, что ее преступницу‑сестрицу повезут на машине.

Ученики толпами выходили из здания школы, и каждый из них обязательно косился на Джессику ‑ самую гадкую девочку в городе. Она была готова сквозь землю провалиться из‑за этих взглядов. Хоть бы скорее приехал папа, тогда наступит передышка, и никто не будет пялиться на нее какое‑то время… Скорее всего, до следующего утра.

Она зыркнула на двоих мальчишек‑девятиклашек, и те вздрогнули и помчались к автобусу. Джессика Дэй уже предостаточно нахлебалась горя и унижения. Для одного дня даже многовато.

Она не хотела становиться полуночницей, она никого об этом не просила, она вовсе не желала попадать в беду. Она считала, что единственной серьезной ошибкой с ее стороны было то, что она не остановилась, чтобы втолковать темнякам, что в Биксби действует комендантский час. Тысячу раз в течение этого гадкого дня она представляла себе картину: ее догоняют и хватают темняки, а потом ее выпотрошенное тело оказывается на пороге родительского дома с предсмертной запиской:

Мамочка и папочка!

Поскольку наступил комендантский час, я больше не могу убегать, спасая собственную жизнь.

Предпочитаю умереть свободной.

Джесс.

Она как раз придумывала другую, еще более язвительную записку, когда позади послышался голос:

‑ Джесс?

Она обернулась. Это оказался Джонатан.

‑ Тебя… выпустили? ‑ Она не смогла удержаться и расплылась в улыбке.

Он рассмеялся:

‑ Ага. За образцовое поведение.

‑ Прости. Я хотела сказать, что рада тебя видеть.

Джессика шагнула к нему.

‑ И я рад видеть тебя.

Гомон школьного двора вдруг сделался каким‑то далеким, словно посреди дня вдруг наступило время синевы. Но на этот раз Джессика не сомневалась, что не спит.

Она смотрела на Джонатана и пыталась понять, о чем он думает. Вид у него был усталый, но он явно был рад встрече. Волосы у него были немного влажные, словно он только что принял душ.

Наверное, он и пришел‑то в школу только для того, чтобы увидеть меня, догадалась Джессика и улыбнулась еще шире.