– Увидел сегодня в газете фамилию автора репортажа.

– А откуда ты знал, что я буду в игре в это время, до часу?

– Я подумал, вряд ли «реалист» сможет удержаться и не поиграть в обед.

– Ну да. Я всегда боюсь, что без меня программа позволит моему персонажу попасть под машину или свалиться на рельсы, поэтому стараюсь максимально его контролировать.

– Когда я видел тебя за рабочим столом, твой персонаж выглядел живым, но тебя при этом не было. Как это получилось?

Сэлли улыбнулась.

– Есть такая фишка в предыдущей версии «Теневого мира» – старая уловка «реалистов».

– Я не слишком хорошо разбираюсь в том, как играют «реалисты», – признался Джастин. – Ты просто заставляешь ее жить твоей жизнью, да?

– Что‑то вроде того. Это лучшее, что я могу сделать, чтобы понять, как меня воспринимают окружающие. Для меня смысл игры именно в этом. Многие играют, чтобы создать идеализированный вариант себя, а я хочу, чтобы виртуальная Сэлли как можно больше походила на Сэлли настоящую. По‑моему, это поможет мне разобраться, кто я на самом деле.

– Никогда не слышал, чтобы «реалист» приводил такие аргументы, – напечатал Джастин. – Здорово! Я тоже много об этом думаю: кто я, кем я себя считаю, кем считают меня другие.

Сэлли сказала:

– Интересуешься тайнами бытия? Наверное, это нормально для пятнадцатилетнего подростка. Я иногда забываю, каково мне было в этом возрасте. Когда пытаешься все для себя уяснить, понять, что известно взрослым и не известно тебе.

– Может, избавишь меня от этих хлопот и расскажешь, что же такое знают взрослые? – спросил виртуальный Джастин.

– Ни черта они не знают. А тебя, я вижу, увлекает философия. Это хорошо.

– Ну да. Это мама начала подсовывать мне разные книжки, когда я был маленьким, – написал Джастин.

– Мама? Зачем?

– Не знаю, – быстро набрал ответ Джастин. Он не хотел рассказывать о своем психоаналитике и постарался сменить тему разговора: – Все‑таки забавно, что ты – «реалистка», учитывая то, что мы с тобой обсуждали.

– Что ты имеешь в виду?

– Маньяка из Уикер‑парка. Я ведь с того самого дня, как мы стали общаться в «Теневом мире», говорил тебе, что он, возможно, «реалист», который воспроизводит в виртуальном пространстве те убийства, которые совершает наяву.

– И теперь ты думаешь, что я и есть маньяк?

Джастин был уверен, что она шутит.

– Нет, я так не думаю. Но почему моя версия кажется тебе такой невероятной, раз ты и сама «реалистка»?

– Потому что есть много других, куда более логичных версий, Джастин. Простейшее объяснение почти всегда самое верное.

– Знаю, «бритва Оккама».

– Что?

– Это принцип Уильяма из Оккама. Был в четырнадцатом веке такой монах‑францисканец, философ. Он сформулировал принцип простоты: «Не следует умножать сущности без необходимости». – Наверное, он опять выглядит всезнайкой, подумал Джастин. В реальности такое часто случалось.

– Ты не перестаешь меня удивлять, – сказала Сэлли. – Уф, как здесь жарко!

Температура в игре высвечивалась на экране, и персонажи должны были реагировать на нее как в жизни: раздеваться, больше пить, – иначе они быстро утомлялись. Если не обращать на это внимания, можно было довести своего двойника до потери сознания, и тогда его отвезли бы в больницу.

Джастину не хотелось терять время на такую ерунду, и он продолжил о своем:

– Почему ты считаешь более вероятным, что убийства в «Теневом мире», по крайней мере те из них, которые похожи по манере на убийства маньяка из Уикер‑парка, совершает кто‑то, кто просто его копирует, когда мы знаем, что четверть игроков составляют «реалисты», такие же, как ты? Почему надо сразу отказываться от версии, что этот игрок – маньяк и что он убивает и в том, и в другом мире?

– Потому что у нас нет никаких фактов, только твои безумные фантазии.