– Мартин, ирония этой ситуации в том, что ваш отец мне импонирует, я восхищаюсь им. Он нахал и примадонна, но при всем при этом справедлив и щедр, выгодно отличаясь от прочих самодовольных наглецов.

– Отец поручил вам отремонтировать и восстановить судно, а вы ни разу не упомянули его названия.

– Не упомянул, – подтвердил Хадли. – И с божьей помощью никогда этого не сделаю.

– Вы в самом деле полагаете, что яхта про клята?

– А вы хоть раз поднимались на нее? – усмехнулся он.

– Нет.

– Несмотря на все инциденты, мы успели сделать многое. Шесть недель плотной работы, а затем вот это несчастье… Судно в достаточной степени восстановлено для ознакомительной экскурсии. Как вам такая идея? Может статься, сумеете уговорить отца поработать гидом.

– Потому что ваша нога, мистер Хадли, никогда не ступит на ее борт?

Вот уже второй раз задавал я вопрос, который на самом деле не требовал ответа.

Хадли посмотрел на мониторы, где в танце элегантного геометрического морфинга извивались и трансформировались черные, бескровные линии судового силуэта на белом фоне.

– Мартин, я лишь могу надеяться, что этот Питерсен сумеет сдержать свои обещания. Молюсь об этом.

Я перевел взгляд на окно за его плечом. Стекло было прочным, толстым и звуконепроницаемым. Но все исхлестанное дождем. Погода ухудшалась. Ветер крепчал. Это я видел в изломанном полете чаек, которым не удавалось найти способ пробиться сквозь серое, взвихренное небо. О том же самом свидетельствовало усиливавшееся волнение за границей мелководья у речного устья, где успели появиться барашки, чей неровный, убыстрявшийся ритм предвещал приближение шторма. На мгновение я всем сердцем пожелал, чтобы буря сумела преодолеть волноломы на входе в доки Хадли и разметала «Темное эхо» по щепочкам. Мысль эта мелькнула на крошечный миг, но успела изумить меня своей горячностью и тем мстительным наслаждением, с которым, когда вернется штиль, я бы разглядывал измочаленные таковые доски, порванные швартовные канаты и брезентовые лохмотья, плавающие в полосе прибоя, рядом с наконец‑то безвредным остовом старинной яхты…

– Вы побаиваетесь собственного отца.

Это заявление заставило меня расхохотаться:

– Подобно большинству прочих людей.

– Кроме Гарри Сполдинга.

– Который уже свыше семи десятилетий как мертв. Если только, разумеется, вы не верите в колдовство.

На лице Хадли мелькнула нетерпеливая улыбка. Он внимательно посмотрел на меня, меряясь взглядом. Глаза его были бледно‑голубыми и слегка воспаленными.

– Меня не прельщает перспектива словесного фехтования с сыном выгодного заказчика. Особенно когда это уязвляет мое чувство собственного достоинства. Однако у меня тоже есть сын, и он вам практически ровесник… Как бы то ни было, я бы очень просил вас прочитать судовой журнал, прежде чем отправляться в любое путешествие на борту обсуждаемого судна Мартин, не просите отца показать вам этот журнал. Требуйте этого!

Секундой позже появился и мой отец. Он вошел в кабинет, где стояла настолько неловкая тишина, что ее, пожалуй, можно было пощупать. Отец согласился оплатить какие‑то там расходы, контрассигновал чеки и так далее. Затем Хадли поднялся, пожал нам руки, и мы вышли наружу, в надвигающийся шторм.

Отец согласился, чтобы я подбросил его в Чичестер. Я не спрашивал, по какому именно делу. Он оставил свой денежный бизнес, и, коль скоро последний по счету брак уже числился по категории прошедшего времени, я предположил, что Чичестер является местом романтического свидания. В моей памяти этот городок был полон симпатичных антикварных лавочек и чудноватых пабов со старомодными деревянными каркасами. Его узкие улочки, пропитанные духом эпохи короля Георга, с легкостью могли укрыть от непогоды.