Он выглядел столь же погруженным в свои думы, как и я. Набрякшее небо и дождь казались удачным антуражем к настроению, царившему в салоне автомобиля. В голову пришла было мысль включить радио, однако мне не хотелось рисковать и слушать Пэдди Макалуна с его жалобами на то, что происходит, когда ломается любовь.

Следуя подсказкам отца, я вел машину по лабиринту симпатичных улочек Уэстклиффа. Мы остановились возле пустыря посреди шеренги загородных коттеджей с причесанными лужайками и садиками, аккуратно подстриженные кустарники и живые изгороди плакали под нескончаемым дождем. Странно, что в ряду этих хорошеньких домиков нашлось довольно порядочное незастроенное пространство. От этого неожиданного пробела веяло меланхолией.

– Мартин, тебе доводилось слышать о Викторе Дрейпере?

Отец не отрывал глаз от полоски грязи и щебня между строениями. Дождь упорно обрабатывал каплями набухшие лужи.

– Кажется, что‑то смутно знакомое…

– Он медиум. Утверждал, что обладает ясновидческим талантом. На момент смерти твоей матери он был очень известен. Его колонка публиковалась сразу в нескольких таблоидах, правда, среднего пошиба. Порой появлялся на телевидении, но его нельзя назвать типичным шарлатаном, которыми полны утренние передачи. Он был выше всей этой бульварной сенсационности. Убедительный и уважаемый человек. Если я не ошибаюсь, как‑то раз про него сделали даже репортаж в «Омнибусе» Би‑би‑си.

Да, теперь я его вспомнил. Лет десять назад имя Дрейпера было на слуху. Так сказать, уважаемое лицо и частый спикер от парапсихологии. Его книги рекламировались на последних страницах воскресных приложений. Публичные выступления неизменно собирали полные залы. А затем он вдруг исчез. Кажется, тогда я просто предположил, что он умер.

Отец кашлянул, прочищая глотку.

– Когда твоя мать нас покинула, я не нашел в себе сил смириться с потерей. Наверное, должна была помочь вера, но… Господи, прости, но веры в тебя оказалось недостаточно…

– И ты сходил к Виктору Дрейперу?

– Он сам ко мне пришел. Говорил очень убедительно, да и я был наполовину спятившим от моего горя.

Нашего горя. Нашего. Ее смерть сказалась не только на отце. Мы оба ее потеряли. А уж она сама потеряла больше, чем кто‑либо.

Отца трясло. Ему выпала нелегкая минута. Сейчас, сидя в машине под проливным дождем, он должен был открыться собственному сыну в образе легковерного дурака.

– И когда до тебя дошла вся правда?

– Месяца через два. Плюс сорок тысяч фунтов.

– Ты отдал ему такие деньги?!

– О, Виктор был большим мастером. Он навел все необходимые справки и обладал великолепной памятью насчет деталей. А уж каким великолепным мимом он являлся… Запросто мог имитировать стиль твоей матери. Я всерьез верил, что, когда он изображал вход в транс, из его уст исходили ее слова…

– И все же он совершил некую ошибку.

– Да, – кивнул отец. – Допустил один прокол.

Я выключил «дворники», потому что их шум мешал слушать. Сейчас дождь совсем размыл пейзаж за лобовым стеклом. Шоссе было пустынно, даже пешеходы попрятались от ливня. Журчала вода, стекая с крыши «сааба». Я испытывал печаль и страх от тех откровений, что вот‑вот мне станут известны.

– Мартин, ты не единственный наш ребенок. У тебя была младшая сестра. Она родилась, когда тебе не исполнилось и двух лет. Появилась на свет недоношенной. Прожила лишь несколько дней.

Я кивнул. Уж чего‑чего, а такого я не ожидал. Вот так откровение…

– Почему вы никогда мне об этом не рассказывали?

– У меня вообще не было сил говорить о твоей сестре.