|
Фульминат ртути! Аршинов говорил об этом химическом соединении, как об обычной воде. В его случае даже скорее как о водке. Был бы он еще с Толей солидарен политически… Равенство там… Братство… Справедливость вселенская… Нет, у Аршинова своя правда. Он-то знает, что с типами вроде Никиты, и с его дружками-коммуняками, и с фашис¬тами, да и с доброй половиной Метро иначе как на языке фульмината ртути и тротила не разговоришься. Попробуй их пронять россказнями о справедливости… Горбатого ис¬правит только могила. И опять тупик! Если рассуждать таким образом, чем ты тогда лучше тех, кого ненавидишь и презираешь? А, дьявол! «Нет, проповеди проповедями, а хирургическое вмешательство, в разумных пределах, все же необходимо, – решил Анатолий. – Иногда. Есть случаи, когда без него не обойтись. И сейчас как раз такой случай. Если позволить улучшать общество разным Корбутам, то недалек тот день, когда беседовать о солидарности и справедливости станет попросту не с кем». Во всяком случае! учиться можно и нужно всегда, и всему, и в любое время. Кто знает, что может в жизни оказать¬ся полезным? Взять, к примеру, того же Серегу. По отношению к нему Анатолий вроде как выступал в роли гуру. Чи¬тал и цитировал на память наиболее полюбившиеся места из Кропоткина, трепался о мистике, насквозь пропитавшей каждую строку «Мастера и Маргариты». Сначала тот под¬давался туговато, но потом что-то в нем скрипнуло, и пошло-пошло-пошло… Сперва искра какая-то зажглась в гла¬зах, потом он стал у Толи книжки одалживать. Потом сам себе купил на получку. И при этом Толя ни разу не удосу¬жился поучиться у друга механике. А ведь если положить на одну чашу весов навыки Арши¬нова во взрывном деле и талант к механике Сергея, а на другую – непоколебимую Толину уверенность в том, что путь, указанный Кропоткиным, – единственно верный, то Анатолию с его князем Петром Алексеевичем в прекрас¬ном новом мире Метро делать нечего. Туго придется. Вре¬мя теорий прошло, нынче практики нужны! Анатолий поправил съехавшую набок лямку рюкзака. Взглянул на Никиту. Короткая остановка на Белорусской пошла тому на пользу. Перебежчик больше не сутулился и почти не хромал. А чего хромать и сутулиться? Небось, встретился взглядом со связником, убедился в том, что то¬варищи не собираются оставлять его на растерзание анар¬хистам, и теперь преспокойно продолжает выполнять свою миссию. На родном Проспекте Маркса Никита сдаст диверсантов с потрохами и получит какой-нибудь орден Боевого Красного Знамени. Анатолий тряхнул головой. Идти на задание с такими мыслями нельзя. Как командир, при таких подозрениях он должен дать приказ о возвращении на Войковскую. Или… Что, если остановиться и прямо здесь вытряхнуть из Ники¬ты душу? Перебежчик не производил впечатления несги¬баемого борца за светлые идеалы. Если хорошенько подна¬жать, как миленький заговорит. Нет! Нестор верил Никите, а ставить под сомнение умение Батьки разбираться в людях Анатолий не мог. Не имел пра¬ва. Чином пока не вышел. Анатолий вздохнул. А как, черт побери, было бы уместно сейчас засадить пухлощекому предателю промеж рогов! Впереди послышался хруст щебня под чьими-то нога¬ми. Луч фонарика выхватил из темноты два силуэта – Маленький и побольше. Группа остановилась. Рука Анатолия автоматически метнулась к поясу, ладонь сжала серебристую рукоятку пистолета. Мозг мгновенно зафиксировал картину: Анатолий точно знал, что видел жен¬щину, державшую за руку ребенка. Мамочка? Но разве но привидение не должно было слоняться в туннеле между Охотным и Тверской? Это ведь Обходчик, по легендам, имел право разгуливать, где ему вздумается, а Мамочка не должна была покидать свой предел… Встретить призрак в компании шести рослых ребят было, конечно, значительно приятнее, чем столкнуться с ним и одиночку. |
