|
Под властью анархистов находились две последние станции Замоскворецкой линии. Жившие там люди охот¬но признавали себя подданными Нестора. Хоть Нестора, хоть черта, лишь бы это давало им возможность спокойно трудиться на свинофермах и грибных плантациях. О по¬допечных Батька заботился, проводил полезные рефор¬мы, ввел для своей шантрапы трудовую повинность и сам подавай пример бойцам. Дважды в неделю, даже с боль¬шого похмелья Нестор лично работал на свиноферме. Ду¬мал он и о просвещении подданных – требовал все время пополнять библиотеку, расположенную на Водном Стади-оне – культурном центре общины анархистов. Там, кстати, находилась и редакция малотиражной газеты, позволяв¬шей себе (неслыханное дело, например, для коммунистов!) критику власти Нестора. Батька без всяких оговорок твердо стоял на почве свободы слова. А вот, скажем, товарищ Москвин, генсек Компартии Метрополитена, был не в пример обидчивее. На Красной линии все со¬трудники редакции давно бы уже с высунутыми языками висели на выходе из метро. Анатолия, который молился на идеалиста Кропоткина, такая жизнь покуда устраивала. Он Батьке верил и думал, что рано или поздно Нестору удастся развернуть своих сторонников к нравственным идеалам князя Кропоткина. Войковскую Толя искренне считал второй родиной и, слу¬чись что, за удивительную ее демократию готов был бы жизнь положить. Защищать ее до последнего вздоха. Да, защищать. В этом был ключ к разгадке утренних предчув¬ствий. Анатолий сел на постели, потер глаза и отбросил старое пальто, служившее ему одеялом. Теперь он не сомневался –анархистам, а может, и всему Метро угрожает опасность. Но не та, что всегда – ни на что не похожая… Не таинствен¬ные существа, обитавшие в потаенных уголках и переходах подземки, куда не попадал ни один луч света. И не та не-чисть, которая пыталась вползти в Метро с поверхности. Беда придет совсем не оттуда. Ее следовало ожидать от… Тут полет птицы-мысли прервался, и она камнем рухнула и низ. Страшнее человека зверя нет. В Метро с избытком хва¬тало людей с амбициями. Теперь ведь мир было захватить куда проще – что от него и осталось-то? Никто, казалось, и не помнил уже, что тот, большой, прежний мир сгубили люди такие вот, идейные. «Ничего; как-нибудь все объяснится», – думал Толя, чиркая кремнем. Пальцы со сна были мертвые, бесчувст¬венные. Огонек в керосинке, подвешенной под потолком, ожил не с первого раза. Порядок в Толиной палатке царил идеальный. Вольница вольницей, а в своем доме без порядка никуда. Еще Иннокентий Вениаминович любил повторять, что без порядка и уюта человек в Метро скоро озвереет. Поэтому тут у Анатолия все было по правилам, но часам. У жизни, подчи¬ненной жестким законам Метро, существованию, были тоже свои правила, и любой сбой мог повлечь необратимые, катаст¬рофические последствия. А виновник этого сбоя автоматиче¬ски заносился в список не просто нарушителей, а самых что ни на есть преступников. Анатолий осмотрел свое имущество, умещавшееся в уг¬лу одноместной палатки. К своим двадцати семи годам он сумел скопить совсем немного: это были его старое, изъе-денное молью пальто, служившее по совместительству оде¬ялом; грубые, слишком большие по размеру ботинки без шнурков, опасная бритва с когда-то белой, но пожелтевшей от времени ручкой, закопченный чайник, покрытую вмятинами алюминиевую кружку и сильно облысевшее махровое полотенце. Какой-никакой, а все-таки багаж. Особой же гордостью Анатолия была личная библиоте¬ка, состоявшая всего из четырех книг, умещавшихся в фут¬ляре из-под скрипки. Первые две принадлежали перу кня¬зя Петра Кропоткина – потрепанная брошюрка «Свобода и нравственность» и книга «Хлеб и воля», потерявшая в странствиях по Метро свою обложку. Третьей была «Мас¬тер и Маргарита» с обширными комментариями, а четвер¬той – томик стихов «Путь конкистадора» Николая Гумиле¬ва. |
