|
Дрезины шли нечасто, и в ожидании челноки ко¬ротали время за разговорами о том, о сем, тыкали пальцами в разномастные, но одинаково засаленные карты Метро, мусолили сплетни, обсуждали бескровные маршруты. Анатолий умылся у крана, приваренного к ржавой бочке, кивнул знакомому пареньку, отвечавшему за приготовление утреннего чая, взял с деревянного стола кружку терпкого, заваренного на грибах, напитка и пристроился на свободной скамейке. Отхлебывая чай, он смотрел по сторонам и при¬слушивался к разговорам. Вдруг услышит что-то… Что-то, обещанное ему тревожным сном? – Салага! – долетело до него. – От Охотного ряда до Тверской ты транспорта днем с огнем не сыщешь. Придет¬ся пешком по туннелю топать. Анатолий обернулся. Пожилой челнок в длинном, мя¬том плаще цвета хаки и широкополой шляпе, из-под кото¬рой выбивались седые космы, усевшись на огромный баул, учил жизни своего молодого коллегу – щуплого веснушча¬того паренька, наряженного в спортивные штаны и корот¬кую телогрейку, из многочисленных дыр которой неопрят¬ными клочьями торчала вата. - Ну и что? Пешком, так пешком, – примирительным тоном сказал парень. – Ноги не отвалятся. - Ноги, может, и не отвалятся, а вот голова… В этом тун¬неле, дружок, сама Мамочка живет. Слышал? А с ней шут¬ки плохи. Не успеешь глазом моргнуть, в боковой туннель заманит и… Поминай, как звали! Неужели не знаешь? Хо¬дит по туннелю тетка в драном пальто, босая, с распущен¬ными волосами и у всех встречных милостыню просит. А за руку ребятенка лет пяти с собой водит. Пацан молчит, только жалобно хныкает. Вот заведет Мамочка свое: «По¬дайте, люди добрые, на пропитание!», а эхо ее голос подхва¬тит, от стен многократно отразит и превратит во что-то на¬подобие волчьего воя. Будь ты хоть трижды смельчаком, а поджилки-то затрясутся… - А если подать? Сунуть ей пару патронов? - Был такой. Из наших. Петька с Бауманской. Сунул. Мамочка за подаянием руку протянула, а вместо ладони у нее – голые кости! - Да хорош ты! Откуда такое тут взяться может?! – Разное люди рассказывают. Мне вот во что верится… Еще до того, как все в тартарары полетело, Мамочка непо¬далеку от нашей станции жила. Она тогда обычным челове¬ком была, с мужем, с ребенком… В последние годы, ты это вряд ли помнишь, экономический кризис разразился. Муж у нее потерял работу. Кое-как они тянули еще, с хлеба на во¬ду перебивались, а потом все-таки повезло ему. В общем, на¬шел хорошее место. Выехал утром на работу и не вернулся. Мамочка только к вечеру из теленовостей узнала, что марш¬рутку, в которой ее супруг ехал на работу, раздавил всмятку грузовик. Всем пассажирам – амба. Всю ночь Мамочка проплакала, а утром взяла сына и отправилась в Метро. Дождалась ближайшего поезда и спрыгнула вместе с паца¬ненком на рельсы… Жуткая смерть. А когда люди вот так без покаяния умирают, то их души покоя не находят. А чтоб им не скучно было, собирают себе компанию из таких дураков, как Петька. Он, между прочим, недолго после той встречи с Мамочкой прожил. Повадился, черт знает почему, в тот туннель шастать. Будто магнитом его тянуло. А когда в очеред¬ной раз к Мамочке поперся, назад уже не вернулся. Небось, гуляет теперь вместе со своей подругой по темным закоул¬кам, скалится. Так-то, желторотик. Слушай старших. Мы с тобой от Охотного ряда до Тверской другим путем доберем¬ся. Если, конечно на Обходчика не нарвемся. – Дядь Вань… – Паренек попытался остановить челнока; но того уже понесло. – Он похлеще Мамочки будет. Тоже мертвяк. Обходчик еще до войны в Метро объявился. Про него даже книжки писали и кино снимали. Только брехня все это. Обходчик вовсе не молотком людей убивает, а фонарем. Идешь ты по туннелю, слышишь впереди чьи-то шаги. Окликаешь, по¬нятное дело. |
