Дед никогда не пропадал больше чем на четыре дня, поэтому на пятый на его поиски напра¬вили специальную группу. Отряд вернулся ни с чем, и Де¬да перестали ждать, определив в покойники. Анатолий по¬думал ненароком, а не для того ли его вызвали, чтобы пред¬ложить освободившуюся вакансию?
Штабная палатка была ярко освещена. В обычных камор¬ках царил сумрак, лишь немногим дозволялось зажигать лампадки; но в жилище командующего Повстанческой ар-мии был подведен ток со станционных генераторов.
Ширма популярного на Войковской – от безысходности – черного цвета разделяла палатку на две половины. В дальней находились личные апартаменты Батьки. Жил Нестор чуть богаче рядовых анархистов, но комфортным его жилье назвать было нельзя.
Весь интерьер состоял из раскладушки, продавленного кресла, обшарпанного, заваленного бумагами письменного стола, тумбочки, книжной полки и старого шифоньера. До¬бра, положим, больше, чем у Анатолия, но даже с кабине¬том какого-нибудь аппаратчика с захолустной красной станции не сравнить.
Большую часть ближней половины занимал круглый обеденный стол. На нем была разложена карта Метро, гро¬мадная, склеенная из десятка полос комнатных обоев. Та¬ких здоровых и подробных карт Анатолию прежде видеть не приходилось. Все привычные линии Метро были нари¬сованы черным пунктиром. И это было понятно. За годы, проведенные под землей, любой обитатель Метро мог на¬звать все станции и рассортировать их по линиям наизусть.
Ценность карты Нестора заключалась в том, что на ней разноцветными карандашами были отмечены неизвестные и неуказанные на обычных картах ответвления, вентиля-ционные шахты и коридоры. Карта была испещрена много¬численными вопросительными и восклицательными зна¬ками. Наверное, вопросы ставились в пунктах, которые еще не были разведаны до конца, или преподнесших раз¬ведчикам новые сюрпризы, а восклицательные знаки озна¬чали опасность. По карте были разбросаны патроны разных калибров, словно фишки на игровом поле. В несколь¬ких жестяных банках дымились окурки.
Нестор кивнул пришедшим, и те, кашляя и оглядываясь, стали располагаться вокруг стола. Места занимались со¬гласно незримой табели о рангах. Батька расположился в кресле с высокой спинкой и обитыми кожей подлокотни¬ками. Начальник местной контрразведки, известный на Войковской как товарищ Каретников, а на других станци¬ях, наверное, под другими именами, занял стул, спинка ко¬торого была сработана из красного дерева и покрыта затейливой резьбой. Аршинов провалился в брезентовый шез¬лонг, а семеро приглашенных ребят приткнулись на грубо сколоченных табуретах и длинной деревянной лавке.
Только теперь Анатолий заметил невысокого пухлого мужичка, настороженно выглядывавшего из-за спины Батьки. В детстве Анатолий видел фильмы о Второй мировой войне и смутно припоминал форму офицеров НКВД. Именно в нее был облачен незнакомец. От темно-синих га¬лифе, наглухо застегнутого кителя цвета хаки с ромбиками па петлицах, фуражки с крановым околышем и синей туль¬ей веяло музейным духом, да и глаза из-под козырька гля¬дели смурные, казенные. Этому опереточному офицеру-энкавэдэшнику оставалось только гаркнуть «За Родину! За Сталина!», чтобы войти в образ окончательно. Незнакомец сразу и бесповоротно Анатолию не понравился.
Взмахом руки Нестор оборвал шепоток:
– То, что я сейчас расскажу, – произнес он, похрустывая пальцами, – должно остаться между нами. Да даже и собе¬рись вы кому об этом рассказывать – не поверят… Слышал кто-нибудь из вас, молокососов, про евгенику? О попытках нацистских ученых создать совершенного человека? В СССР тоже была такая наука, и опыты ставились. Немцев за эти опыты потом под трибунал отдавали и вешали. Но это не оттого, что они преступления против человечности соверша¬ли, а потому, что Германия проиграла ту войну. А мы выигра-ли. |