– Трофим, дым какого цвета будет?

– А черт его знает! Белым, наверное. – Если бы руки у Трофима не были заняты оружием, наверняка он почесал бы затылок. И пошутил: – Не было у меня времени сделать его разноцветным. Да и толку-то ночью?

– Свои, – уверенно заявил Остап. – Встречаем.

– Не помешаем вашему уединению? – спросил Янис, едва оказался среди нас.

– Да как тебе сказать? – ответил ему Гудрон. – Вообще-то нет, ты только частушки во весь голос орать не вздумай. И вообще ни звука! – обратился он свистящим шепотом к тем, кто надумал то ли поддержать Яниса в его юморе, то ли о чем-то сообщить. – Лично ствол в зад забью и использую вместо глушителя!

– Пора, – заявил я, обнаружив, что до назначенного срока осталось не так много. – Свертки разобрали.

– Сам только не вздумай кидать, – чуть ли не приказным тоном сказал мне Борис. – Вас таких стрелков всего двое – ты да Артемон, чтобы бить по вспышкам, если понадобится.

Себя я настолько хорошим стрелком не считал, но счел его довод убедительным. Только сейчас у меня получилось оценить мысль Трофима – сделать свертки мягкими. Иначе они обязательно бы издали громкий звук при падении на камни. Когда в нужную сторону отправилось не меньше двух десятков, я решительно заявил – хватит. Судя по всему, даже Трофиму неизвестно, сколько от них будет дыма. И если перестараться, он закроет ущелье полностью, заставив всех, в том числе и Карпышева, потеряться на местности.

Минуту-другую ничего не происходило, хотя шипение доносилось и до нас. Затем пришел запах, причем настолько вонючий, что Гудрон не выдержал:

– Серега, ты точно рецепты не перепутал? Сдается мне, какой-то слезоточивый газ у тебя получился. Или хуже того – нервно-паралитический. Нас самих бы не накрыло.

Слова Бориса были шуткой только наполовину. Воняло мерзко, началась резь в глазах, но дыма все не было. Как и реакции перквизиторов: какой-то она ведь должна быть?

– Выдержка, Борюнчик, и еще раз выдержка! – ответил ему Трофим.

Хотя я готов был поклясться – он и сам далеко не уверен, что справился с тем, за что взялся по собственной инициативе. Затем наконец повалил дым. Густой, в темноте непонятно какого цвета, и его становилось все больше и больше.

– Приготовились! – призвал я.

– Только бы Карпышев не замешкался! – почти в голос, как будто дым помимо видимости мог приглушить и звуки, пробормотал Остап.

– Ждать не будем. – Дыму хватало, но надолго ли? – Вперед!

Подавая пример, я рванулся первым и услышал за собой дружный топот.

– Трофим, две штуки!

Проклятый дым мешал и нам, ограничивая видимость в несколько шагов, и благо стена ущелья не давала потерять направление.

– Ложись! – уже не таясь, в полный голос проорал Трофим, и все послушно припали к земле.

Где-то там впереди, в ущелье, где должны скрываться перквизиторы, дважды рвануло, заставляя нас каждый раз вжиматься в камни. Намерение было не поразить, а дать им понять – гранаты у нас есть, мы ими раскидываемся вслепую, и, какие бы они там ни были все как один бестрепетные, взрывы обязательно на них подействуют. Жадры могут убрать многое – боль, страх, даже панику, но не самый могучий из всех наших инстинктов – инстинкт самосохранения.

Гудрон по собственной инициативе дал несколько коротких, на два-три патрона, очередей из пулемета, все с той же целью, и вот он – вход.