Изменить размер шрифта - +

– Что нового? – спросил я.
– Машину его мы нашли в гараже. Бензина в ней нет. Вчера ночью он взял, по видимому, велорикшу. Или чью нибудь машину. А может, бензин вылили.
– Он мог пойти и пешком, – сказал я. – Разве вы не знаете американцев?
– Ведь ваша машина сгорела? – задумчиво продолжал Виго. – У вас есть новая?
– Нет.
– В общем, это неважно.
– Да.
– У вас есть какие нибудь предположения? – спросил он.
– Сколько угодно.
– Расскажите.
– Видите ли, его могли убить вьетминцы. Они ведь убили в Сайгоне немало народу. Тело его было найдено возле моста в Дакоу, – это вьетминская территория, когда

ваша полиция уходит оттуда на ночь. Он мог быть убит и агентами местной охранки, – такие случаи тоже известны. Может, им не нравилось, с кем он дружит. Может,

его убили каодаисты за то, что он был знаком с генералом Тхе.
– А он был с ним знаком?
– Говорят. Может, его убил генерал Тхе за то, что он был знаком с каодаистами. Может, его убили приверженцы хоа хао за то, что он заигрывал с генеральскими

наложницами. Может, его убили просто с целью грабежа.
– Или просто из ревности, – сказал Виго.
– Или агенты французской охранки, – продолжал я, – которым не нравились его связи. А вы на самом деле хотите знать, кто его убил?
– Нет, – сказал Виго. – Я должен отчитаться, вот и все. Идет война, разве каждый год не убивают тысячи людей?
– Меня вы можете исключить из списка, – сказал я. – Я в этом деле не замешан. Не замешан, – повторил я, словно заповедь. – Меня оно не касается.
Если жизнь так устроена, пусть дерутся, пусть любят, пусть убивают, – меня это не касается. Моим собратьям по перу нравится называть себя корреспондентами, –

слово, которое может означать «соответчик», – я же предпочитаю титул репортера. Я описываю то, что вижу, и ни в чем не принимаю участия. Даже своя точка

зрения – это тоже своего рода соучастие.
– Что вы здесь делаете?
– Я пришел за вещами Фуонг. Ваши полицейские ее не пускают.
– Ладно, пойдемте вместе.
– Это очень любезно с вашей стороны, Виго.
Пайл занимал две комнаты, кухню и ванную. Мы прошли в спальню. Я знал, где Фуонг могла держать свою корзинку – под кроватью. Мы вытащили ее оттуда вдвоем с

Виго; там лежали книжки с картинками. Я вынул из гардероба ее одежду: два праздничных платья и штаны. Казалось, им здесь не место и они пробыли тут совсем

недолго, всего несколько часов, словно бабочка, которая ненароком залетела в комнату. В ящике я нашел ее маленькие треугольные трусики и коллекцию шарфов. Так

мало вещей надо было уложить в корзинку, – куда меньше, чем берет с собой гость, уезжая за город на воскресенье.
В гостиной висела фотография ее с Пайлом. Они снялись в ботаническом саду, рядом с большим каменным драконом. Она держала собаку Пайла на поводке – черного

чау с черной пастью. Собака была слишком черная. Я положил фотографию в корзинку.
– А что стало с собакой? – спросил я.
– Ее нет. Может, он взял ее с собой.
– Если она вернется, дайте на исследование землю с ее лап.
– Я не Лекок и даже не Мегрэ, а тут идет война.
Я подошел к книжной полке и стал разглядывать книги, стоявшие на ней в два ряда, – библиотеку Пайла. «Наступление красного Китая», «Угроза демократии»,

«Миссия Запада», – тут, по видимому, было полное собрание сочинений Йорка Гардинга, а также множество отчетов конгресса, вьетнамский разговорник, история

войны на Филиппинах, томик Шекспира.
Быстрый переход