— Кто такая эта Мэри Хортон? — спросила Эс вечером, уложив Тима спать.

— Какая-то старая дама из Артармона.

— Она очень понравилась Тиму?

Рон подумал о тридцати долларах в своем бумажнике и ласково посмотрел на жену.

— Похоже на то. Она хорошо отнеслась к нему, а работа у нее в саду по субботам займет мальчика и отвлечет от разных проказ.

— То есть даст тебе возможность болтаться по барам да ипподромам с приятелями, — истолковала слова мужа Эсме, наученная многолетним опытом.

— Черт возьми, Эс, разве можно говорить такие гадости мужчине?

— Ха! — фыркнула она, откладывая свое вязанье. — Что, правда глаза колет? Она ему заплатила?

— Несколько долларов.

— Которые ты прикарманил, разумеется.

— Ну не бог весть какие деньги. Сколько, по-твоему, можно получить за стрижку чертовой лужайки, ты, подозрительная старая дурында? Уж всяко не целое состояние!

— Покуда у меня хватает денег на хозяйство, мне плевать, сколько она платит Тиму! — Эсме встала и потянулась. — Выпьешь чайку, дорогой?

— О, спасибо, с удовольствием! Где Дони?

— Да откуда же мне знать? Ей двадцать четыре, и она сама себе хозяйка.

— Пока не ляжет под кого-нибудь.

Эсме пожала плечами.

— Молодое поколение живет по своим понятиям, отличным от наших, дорогой, и здесь ничего не поделать. И потом, хватит ли у тебя духа спросить Дони, где она болтается и не трахается ли с кем-нибудь?

Рон прошел на кухню вслед за Эсме, ласково похлопав жену по заднице.

— Нет, черт возьми! Она задерет свой длинный нос, уставится на меня свысока и разразится потоком мудреных слов, мне непонятных, и в результате я почувствую себя полным дураком.

— Как жаль, милый, что Господь не распределил мозги между нашими детьми чуток посправедливее. — Эсме вздохнула и поставила чайник на плиту. — Раздели Он их поровну, с обоими было бы все в порядке.

— Да ладно, слезами горю не поможешь, мать. У нас есть кекс?

— Фруктовый или тминный?

— Тминный, дорогая.

Они сели за кухонный стол друг напротив друга и быстро расправились с половиной тминного кекса, выпив шесть чашек чая на двоих.

8

Благодаря самодисциплине Мэри Хортон провела рабочую неделю в «Констебл стил энд майнинг» так, словно Тим Мелвилл никогда не появлялся в ее жизни. Как обычно, она снимала пиджак перед тем, как пойти в туалет, вела все дела Арчи Джонсона и устраивала разносы всем семнадцати машинисткам, посыльным и клеркам. Но дома каждый вечер она предпочитала обычному чтению возню на кухне, где изучала кулинарные книги и экспериментировала с выпечкой, соусами и пудингами. Осторожно расспросив миссис Паркер, она составила более ясное представление о гастрономических пристрастиях Тима и хотела предложить ему широкий выбор угощений в субботу.

Как-то во время обеденного перерыва она съездила в Северный Сидней к одному дизайнеру и купила очень дорогой кофейный столик рубинового стекла, а потом нашла пуфик, обтянутый красным рубчатым бархатом в тон столику. Яркое, сочное цветовое пятно поначалу действовало на нервы, но, привыкнув к нему, Мэри была вынуждена признать, что оно украсило гостиную. Голые жемчужно-серые стены внезапно приобрели теплый оттенок, и она невольно задалась вопросом, не обладает ли Тим, как многие умственно отсталые люди, инстинктивным чувством прекрасного. Возможно, когда-нибудь она пройдется с ним по художественным галереям и узнает, что там откроется его глазам.

В пятницу она легла спать очень поздно, с минуты на минуту ожидая звонка от отца Тима, который заявит, что не желает, чтобы сын работал садовником по выходным.