Лукас встает, снимает одеяло, которое так и не сняла Ясмина. Он гладит длинные, блестящие черные волосы. Он гладит полную молока грудь. Он расстегивает блузку, нагибается, сосет молоко.

Назавтра Лукас входит на кухню. Ясмина сидит на скамейке и держит ребенка на руках. Она говорит:

– Я хотела бы вымыть ребенка. Потом я уйду.

– Куда ты пойдешь?

– Не знаю. После того, что случилось, я не могу оставаться в этом городе.

Лукас спрашивает:

– Что случилось? Дело в ребенке? В городе есть и другие матери‑одиночки. Тебя выгнали родители?

– У меня нет родителей. Моя мать умерла при моем рождении. Я жила с отцом и тетей, сестрой моей матери. Она меня воспитала. Когда мой отец вернулся с войны, он на ней женился. Но он ее не любил. Он любил только меня.

Лукас говорит:

– Понятно.

– Да. А когда моя тетя догадалась, она на нас донесла. Отец в тюрьме. До родов я работала в больнице санитаркой. Сегодня утром я вышла из больницы, стала стучать в нашу дверь, но тетя мне не открыла. Она обругала меня из‑за двери.

Лукас говорит:

– Я знаю твою историю. В бистро рассказывали.

– Да, все о ней говорят. Город маленький. Я хотела утопить ребенка, а потом перейти границу.

– Границу перейти невозможно. Ты подорвешься на мине.

– Мне все равно.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Рано еще умирать. В другом месте ты сможешь начать жизнь сначала. В другом городе, потом, когда ребенок станет постарше. А пока ты можешь оставаться здесь, сколько хочешь.

Она говорит:

– Но как же люди!

– Посплетничают и перестанут. В конце концов они замолчат. Здесь не город, здесь мой дом.

– Ты оставишь меня у себя с ребенком?

– Ты можешь жить в этой комнате, можешь приходить в кухню, но ты никогда не должна входить ко мне в комнату и подниматься на чердак. И еще ты не должна ни о чем меня расспрашивать.

Ясмина говорит:

– Я ничего у тебя не спрошу и не буду тебе мешать. Я и ребенку не позволю мешать тебе. Я буду готовить и убирать в доме. Я все умею делать. У нас я сама вела хозяйство, потому что тетя работает на заводе.

Лукас говорит:

– Вода закипела. Можешь готовить ванну.

Ясмина ставит на стол лохань, разворачивает одежду и пеленки ребенка. Лукас греет над плитой банное полотенце. Ясмина моет ребенка, Лукас смотрит на них.

Он говорит:

– У него кривое плечо.

– Да. И ножки тоже. Мне сказали в больнице. Это моя вина. Чтобы скрыть беременность, я стягивала живот корсетом. Он будет калекой. Если бы у меня хватило смелости его утопить…

Лукас берет завернутого в полотенце ребенка на руки, смотрит на сморщенное личико:

– Не надо так говорить, Ясмина.

Она говорит:

– Он будет чувствовать себя несчастным.

– Ты тоже несчастна, хотя и не калека. Может быть, он будет несчастлив не больше тебя или любого другого человека.

Ясмина снова берет ребенка, глаза ее полны слез:

– Ты очень добр, Лукас.

– Ты знаешь, как меня зовут?

– Тебя знает весь город. Говорят, что ты сумасшедший, но я так не думаю.

Лукас выходит и возвращается с досками:

– Сейчас я сделаю ему колыбельку.

Ясмина стирает, готовит еду. Когда кроватка готова, они кладут в нее ребенка и качают. Лукас спрашивает:

– Как его зовут? Ты дала ему имя?

– Да. Это спрашивают в больнице, чтобы сообщить в мэрию. Я назвала его Матиасом. Так зовут моего отца. Никакого другого имени мне в голову не пришло.

– Ты так его любила?

– У меня никого, кроме него, не было.