- Ладно.

Купер, казалось, думал о чем-то.

- Сколько чистых страниц осталось в твоем дневнике?

- Несколько сот, вероятно.

- Отлично! Это решает проблему, которая меня беспокоила. Мы реквизируем у тебя половину запаса бумаги для официальных нужд - для объявлений, протоколов заседаний и т. д.

Керолайн широко раскрыла глаза:

- Понадобится ужасно много бумаги. Пришли двух-трех сильных парней перетаскивать ее.

Купер ошарашенно поглядел на нее:

- А, ты шутишь.

- А еще лучше - пришли четырех парней. Трех я прогоню... а может, и покалечу.

- Но, послушай, Керолайн, это временная реквизиция, в общественных интересах. Намного раньше, чем кончится твой дневник, мы изобретем новые материалы для письма.

- Отправляйся и изобретай. Это мой дневник.

Керолайн обычно сидела рядом с Купером, держа дневник на коленях и ручку в руках: она делала заметки. Каждый вечер она открывала заседание, читая протокол предшествующего заседания. Род спросил ее, записывает ли она все на этих бесконечных заседаниях.

- Конечно, нет!

- Я так и думал. Но твои протоколы довольно точны.

Она засмеялась.

- Родди, хочешь знать, что я на самом деле записываю? Обещай никому не рассказывать.

- Конечно, не буду.

- Когда я "читаю" протоколы, я просто вспоминаю, о чем болтали прошлым вечером: у меня очень хорошая память. Но чем я на самом деле мараю бумагу... вот здесь... - и она вытащила свой дневник из кармана. - Вот прошлое заседание. "Доклад комиссии по кошкам и собакам. Нет ни кошек, ни собак. Обсуждалось их отсутствие. Обсуждение перенесено на следующее заседание."

Род улыбнулся:

- Как жаль, что Грант этого не знает.

- Конечно, если происходит что-нибудь действительно серьезное, я записываю. Но не эти разговоры, разговоры, разговоры...

Керолайн не была абсолютно непреклонной в вопросе о дележе своих запасов бумаги. Брачное свидетельство, написанное Говардом Голдстейном, студентом-юристом из Толлерского университета, было подписано Купером, Бобом и его женой, а также Родом и Керолайн, как свидетелями. Керолайн его разукрасила цветами.

Были и другие, которые почувствовали, что новое правительство скоро лишь на разговоры, а отнюдь не на дела. Среди них был и Боб Бакстер, но он, как квакер, не часто посещал вечерние собрания. Но однажды, когда истекала уже неделя пребывания Купера у власти, после очередного бесконечного доклада попросил слова Шорти Дюмон.

- Мистер председатель!

- Подожди, Шорти! У меня несколько объявлений, и затем мы перейдем к другим делам.

- У меня как раз вопрос о докладах комиссий. Когда состоится доклад конституционной комиссии?

- Я сделаю этот доклад сам.

- Ты говорил, что нужно переработать проект и поэтому отложил доклад. И до сих пор никакого доклада не было. Вот что я хочу узнать: когда у нас будет настоящая организация. Когда мы наконец прекратим перемалывать воздух, откладывая наиболее важные решения со дня на день?

Купер вспыхнул:

- Ты имеешь в виду мои распоряжения?

- Я не говорю ни да, ни нет. Но мы убрали Рода и выбрали тебя, поскольку нуждаемся в конституционном правительстве, а не в диктатуре. Поэтому я голосовал за тебя. Прекрасно, но где же наши законы? Когда мы будем голосовать за них?

- Ты должен понять, - наставительно сказал Купер, - что выработка конституции - это не однодневное дело. Потребуются многочисленные обсуждения.

- Конечно, конечно, но пора бы уже знать, какой сорт конституции ты нам готовишь. Как насчет билля о правах? Будет ли он туда включен?

- Все в свое время.

- А зачем ждать? Для начала давай примем Виргинский билль о правах в качестве статьи номер один. Именно это я и предлагаю.

- Ты не имеешь права. Кроме того, у нас нет текста этого билля.