Чего могут лишить меня собственные родители в мои полные двадцать семь лет, уже и представить себе не могу, но рисковать не решаюсь, да и повод для бегства от Вероники сейчас самый что ни на есть подходящий.

— Обещай, что мы поговорим об этом в ближайшее время? — канючит та, сверля меня пронзительным взглядом. — Пожалуйста…

Такое чувство, что она вот-вот заплачет, а это уж вовсе не похоже на Веронику Фолькерт, еще в школе получившую прозвище «железной леди» за свой целеустремленный и боевой характер. Ощущаю себя таким растерянным и несчастным, что даже не замечаю, как надеваю футболку шиворот-навыворот, просовываю ноги в измятые брюки, а носки рассовываю по карманам — и все это под пристальным взглядом своей девушки, бегство от которой напоминает пошлый водевиль самого низшего пошиба.

Когда дверь ее квартиры захлопывается за спиной, я облегченно выдыхаю и бегу по лестнице вниз со скоростью реактивного самолета, пытаясь скоростью унять свое безумно клокочущее сердце.

Внизу прислоняюсь к стене и сжимаю голову руками: в самом деле, почему я веду себя так по-идиотски, не легче ли было уступить и разрешить этот вопрос раз и навсегда… А теперь я буду постоянно думать о «втором раунде» в этом свадебном спарринге, и, наверное, даже, не смогу спать.

Да что с тобой не так, парень? Вы уже шесть лет вместе, не этого ли в итоге и ждут от вас…

Понимаю, что веду себя, как те мужчины, которых всегда неосознанно презирал — те самые, которые боятся штампа в паспорте похлеще сибирской язвы. Но я ведь не такой! Или такой?

Снова сжимаю голову руками и чертыхаюсь вслух: рвущееся наружу неясное чувство взывает к зычному ору где-нибудь в безлюдном месте… Если бы я только мог уехать подальше в лес и дать этому чувству голос, думается мне, то, наверное, кричал бы полчаса кряду, и пусть бы после этого сорвал себе горло и вообще перестал говорить.

Через минуту отчитываю себя за малодушие, срываюсь с места и быстро иду к машине, радуясь, что она не видна из Вероникиных окон. Потом завожу автомобиль и тот, взвизгивая, уносит меня прочь…

Жаль, нельзя так же сбежать и от собственных мыслей!

2 глава

Глава 2.

Решаю сократить путь до дома по трассе Б1, искренне надеясь, что в воскресное утро, этот обычно загруженный автомобилями участок дороги, окажется пустым… И свой просчет осознаю сразу же, едва влившись в плотный поток автомобилей, черепашьим шагом ползущий к перекрестку со светофором, который смутным далеким миражом маячит в неопределенной дали.

Технологическая выставка, вспоминаю с опозданием, в городе проходит технологическая выставка, по обыкновению, собирающая кучу народа — не повезло, что и говорить.

С тоской смотрю на вереницу машин, досадуя на собственную непредусмотрительность, которую могу списать разве что на стресс, вызванный разговором о свадьбе; часы показывают три четверти девятого. И как это обычно и бывает в очередях: именно соседняя полоса движется быстрее твоей собственной, — так происходит и сейчас на дороге… Чтобы хоть как-то отвлечься от этой дорожной «несправедливости», берусь наблюдать за людьми в автомобилях — к слову, мне всегда нравилось наблюдать за ними — это отвлекает от воспоминаний о минувшем разговоре с Вероникой и необходимости скорейшего повторения оного.

Если любишь человека, размышляю с рассеянностью, разве не логично хотеть связать себя с ним брачными узами?

Разве испугает тебя перспектива ежедневных просыпаний и засыпаний в одной постели?

Разве станешь ты отговариваться работой и любыми другими необходимостями?

Нет, не станешь, сам же себе и отвечаю я.

Тогда почему все во мне так противится возможному браку?!

…люблю ли я вообще Веронику…

Должен любить, разве нет? За все эти шесть последних лет я ни разу не посмотрел на другую девушку с мыслью об измене, разве было бы это возможно, не люби я Веронику… Мне почему-то стыдно и неловко за собственные мысли, словно они тот самый обличающий момент, когда родители находят под твоим матрацем журнал с обнаженными девушками… И ты стоишь весь такой красный и униженный, готовый оказаться, где угодно, даже в пещере с рассерженными великанами-людоедами, чем в комнате со своими перепуганными собственной находкой родителями.