Пульс тонкий, едва различимый, но он есть.

— Она жива, — почти радостно сообщаю я Волосатым Рукам. — Но трогать нам ее все-таки не стоит… Лучше дождемся парамедиков.

Сам же снова тяну руку и осторожно отвожу рассыпавшиеся в беспорядке волосы незнакомки с лица, залитого кровью… На голове жуткая рана, которая продолжает кровоточить, и я прижимаю к ней протянутое кем-то махровое полотенце, ощущая себя участником некой безумной фантасмагории.

— Что с моей женой? — раздается голос за спиной. — Она жива?

Значит жена, отмечаю я про себя, даже не удосужившись повернуть голову в сторону качка. Этого стоило ожидать…

Когда прибывают парамедики, я почти не чувствую собственных рук, а скорчившийся позвоночник едва удается разогнуть, и я отрешенно слежу за спорой работой санитаров, отмечая те или иные их действия, но в голове бьется только одна-единственная упрямая мысль: я так и не увидел ее глаз… Я так и не узнал, что было в них такого особенного! Возьми себя в руки, мгновенно одергиваю самого себя, и езжай домой. Тебя ждут к завтраку в конце концов!

Незнакомку между тем помещают в «Скорую помощь», и та уносится, оглашая воздух тревожными визгливыми завываниями, и ко мне, как и к другим свидетелям аварии, подходят полицейские, чтобы составить картину происходящего… Отвечаю им охотно, но как-то бездумно, словно на автомате, мысли безостановочно крутятся вокруг пострадавшей женщины: как она, что с ней, пришла ли в себя… Наконец меня отпускают, взяв номер телефона и домашние данные; снова окидываю место происшествия внимательным взглядом, отмечая работу эвакуатора и пожарного наряда, очищающего дорогу от битого стекла, потом сажусь в свой «мерседес» с намерением наконец то отправиться домой…

Но вместо этого еду в больницу.

3 глава

3 глава.

Через полчаса паркуюсь возле Зюдклиники: именно сюда доставили ту, которую продолжаю упрямо именовать своей незнакомкой… Решимость не упускать ее из вида, хоть и несколько ослабевшая к этому моменту, разгорается с новой силой, стоит только столкнуться с первым же препятствием в лице солидной дамы-регистраторши, от которой я пытаюсь получить хоть какую — то информацию. Никак причиной тому природное упрямство, чем еще объяснить подобное?!

— Ханна Вебер, да, именно так, — с напором твержу я женщине, невозмутимо тыкающей в кнопки на клавиатуре компьютера. — Ее должны были привезти около часа назад… Дорожное происшествие… Травма головы… Она была без сознания.

Женщина с любопытством глядит на меня:

— Кто вы ей будете?

Несколько теряюсь: кто я ей на самом-то деле… По сути, никто! Меня не допустят к ней, я ведь и сам должен это понимать; но понимать что-то и принять это — две большие разницы… Сердце и разум в данном случае вступают между собой в явное противоборство, которое разум, определенно, проигрывает, и потому все с той же бравадой, которую на самом деле вовсе не ощущаю, произношу:

— Я был на дороге во время аварии… и теперь хотел бы удостовериться, что с этой женщиной все в порядке.

Регистратурная дама одаривает меня еще более любопытным взглядом, в котором сквозит открытое недоверие: «так я тебе и поверила, голубчик!», семафорит ее шпионский прищур, и даже слегка вздернутый курносый нос, кажется, твердит о том же.