— Герр Вебер, добрый день, я доктор Хоффманн… Мы только что закончили обследование вашей жены, и я хотел бы поговорить с вами о ее состоянии, — он протягивает мужчине руку, которую тот поспешно трясет, впервые таким образом проявив хоть какие-то живые эмоции.

Доктор Хоффманн между тем обращает свой вопрошающий взгляд на меня, должно быть ожидая, что нас представят друг другу и объяснят таким образом причину моего здесь присутствия, но Вебер молчит, и потому я делаю это за него:

— Марк Штальбергер, — пожимаю руку слегка удивленного доктора Хоффманна, который, если так и не понял, кем является Веберам этот молодой человек, то бишь я, — вида не подает, разумно посчитав, что чужак не стал бы пожимать ему руку с такой милой улыбкой, да и просто не стал бы здесь находиться. А потому продолжает:

— Боюсь, у меня не самые приятные новости, герр Вебер, — доктор Хоффманн сильнее сжимает планшет, который держит в руках, и мое сердце дергается, словно седовласый мужчина сжимает не кусок бездушной пластмассы, а именно этот мой кровеносный орган. Маттиас Вебер при этих словах сереет лицом… Я даже чувствую к нему жалость… и расположение. — Постойте, не стоит так волноваться, — поддерживает его под руку доктор Хоффманн. — Присядьте на стул…

Мужчина садится, устремляя взгляд куда-то в пол, словно желая избежать неприятного разговора

— Вы проведи томограмму головы? — не выдерживаю я неизвестности. — Что она показала?

Доктор делает глубокий вдох, словно ныряя в неведомые глубины, и произносит:

— Сильный ушиб головы, полученный фрау Вебер во время аварии, привел к торможению в коре головного мозга с распространением его на подкорку и нижележащие отделы центральной нервной системы… Реакция на внешние раздражители почти отсутствует… Глубина и частота дыхания нарушены, — новый глубокий вдох. — Ваша жена впала в кому, герр Вебер. Мне очень жаль, — все это произносится быстро и четко, почти механически, и я с ужасом спрашиваю себя, неужели и сам однажды стану таким же, подобным доктору Хоффманну, роботом. Становится жутко почти до крика… Возьми себя в руки, одергиваю самого себя, пытаясь осмыслить услышанное.

— Кома?! — слабо отзывается Маттиас Вебер почти бесцветным, с оттенком истерии голосом. — Что это значит? Она придет в себя… когда — нибудь? Когда?!

— Ее мозг спит, герр Вебер, — отзывается доктор Хоффманн. — Можно сказать, это защитная реакция организма: он замедляет все процессы, пытаясь минимизировать ущерб, который ему причинен… Ответить же на вопрос о том, как скоро человек может выйти (и выйдет ли вообще) из коматозного состояния практически невозможно: у каждого это индивидуально и не подлежит прогнозированию. Можно только ждать и надеяться…

— Ждать и надеяться, — повторяет за ним Вебер, опустив плечи еще ниже, словно груз этой новости придавливает его к земле.

— Но есть еще кое-что, что нам следует обсудить, — продолжает доктор, игнорируя состояние мужчины. — Не знаю, известно ли вам об этом, только ваша жена была беременна…

Ни один мускул на лице его собеседника даже не дергается, и я понимаю, что он знает об этом факте.

— Была? — спрашивает он только.