Том холодно кивнул. Фрэнк нажал кнопку лифта.
– Да, мистер Турлоу.
Джонни протянул ему руку:
– Спасибо, мистер Ри... Том. Моя мать все еще думает...
Турлоу сделал предупреждающий жест, и Том понял, что он предпочел бы, чтобы Джонни промолчал. Но тот продолжил:
– Она не знает, что думать о вас, а я знаю.
– Неужели? – воскликнул Фрэнк; он чувствовал досаду и не знал, как себя вести.
Двери лифта, как две гостеприимные руки, плавно распахнулись, словно приглашая войти, и Том с облегчением вошел в кабину. Фрэнк поспешил за ним. Том нажал на кнопку, и они поехали вниз.
– Ох! – Фрэнк хлопнул себя ладонью по лбу.
Том рассмеялся и прислонился к вагнеровской панели. Двумя этажами ниже в лифт вошли мужчина и женщина; запах ее духов заставил Тома поморщиться, хотя, возможно, они были очень дорогими; по крайней мере, ее платье в синюю и желтую полоску выглядело очень дорого, а ее туфли из натуральной черной кожи напомнили Тому о паре таких же, которые он оставил в квартире похитителей в Берлине.
Он подумал, что эта находка, наверное, очень удивила соседей и полицию. В холле Том попросил принести чемоданы, но понял, что не сможет вздохнуть спокойно, пока не будет стоять на мостовой, ожидая швейцара с такси. Такси появилось сразу. Из него вышли две женщины, а Том с Фрэнком сели и поехали на Лионский вокзал. Они могли бы успеть на поезд в 14.18, у них даже оставалась пара минут. Это было замечательно, так как избавляло от томительного ожидания пятичасового поезда. Фрэнк мечтательно и с интересом смотрел в окно, застыв, как статуя. Глядя на него, Том подумал об ангеле – одной из изумительных фигур по бокам от входа в церковь.
В кассе вокзала Том купил билеты в первый класс и у разносчика на платформе приобрел «Монд». Как только поезд тронулся, Фрэнк достал книжку в мягком переплете, которую он купил еще в Гамбурге: «Деревенские записки леди эпохи короля Эдуарда». Том просмотрел «Монд», прочитал колонку о «леваках», в которой не нашел ничего нового, положил газету на сиденье рядом с Фрэнком и водрузил на нее ноги. Фрэнк даже не взглянул на него. Делает вид, что погружен в свои мысли?
– Есть ли хоть какая‑то причина, чтобы... – произнес Фрэнк.
Том подался вперед, так как не расслышал окончания фразы из‑за стука колес.
– Причина чего?
Фрэнк настойчиво повторил:
– Можно ли как‑нибудь противодействовать коммунизму?
Поезд сбавлял ход, приближаясь к следующей станции, но, видимо, машинист еще не нажал на тормоз, иначе звук был бы громче. Через проход от них заплакал маленький ребенок, и отец ласково его пошлепывал.
– Что заставляет тебя так думать? Эта книга?
– Нет, Берлин, – ответил Фрэнк, нахмурившись.
Том вздохнул; ему приходилось перекрикивать шум поезда.
– Но это работает. Социализм, я имею в виду. Они говорят, что не хватает только личной инициативы. Строй в России не допускает достаточного проявления инициативы, поэтому люди так пассивны. – Том огляделся, радуясь, что никто не слышит его спонтанной лекции. – Есть разница...
– Год назад я считал себя коммунистом. «Подмосковные вечера» и все прочее... Все зависит от того, что читаешь. Если читаешь правильные вещи...
«Что Фрэнк подразумевает под „правильными вещами“?»
– Если ты читаешь...
– Зачем русским нужна Стена? – спросил Фрэнк, нахмурив брови.
– Вот в этом‑то все и дело. Это вопрос свободы выбора. Даже сейчас человек может обратиться к правительству коммунистической страны с просьбой о гражданстве и, возможно, даже получит его. Но если ты живешь в коммунистической стране, то даже и не пытайся выбраться оттуда!
– Это так несправедливо!
Поезд затарахтел еще громче, будто они уже проехали Мелен, но это было не так. |