Лили Пирсон медленно изучала его. Она выглядела моложе сорока, хотя ей бьио немного больше; стройная, подтянутая, с голубыми глазами, которые Том уже видел на портрете в Нью‑Йорке, по‑видимому, натуральная блондинка.

– Фрэнк не пострадал, – сказала она, как будто удивляясь этому факту.

– Нет, – подтвердил Том.

Лили вздохнула, взглянула на Ральфа, снова Тома:

– Как вы познакомились с Фрэнком?

В этот момент Фрэнк вернулся в гостиную. Уголки его губ были напряженно растянуты. Том предположил, что он искал письмо или какое‑то сообщение от Терезы, но опять ничего не нашел. Он переоделся, теперь на нем были голубые джинсы и светло‑желтая рубашка. Он слышал последний вопрос.

– Я встретил Тома в городе, где он живет, – ответил Фрэнк. – Я устроился на временную работу в пригороде, занимался садом.

– Правда? Ну хорошо, тебе всегда нравилось это занятие. – Его мать выглядела немного смущенной. – А где находится этот город?

– Море, – ответил Фрэнк. – Я там работал, Том живет в пяти милях оттуда. Городок называется Вильперс.

– Вильперс, – повторила мать.

Ее акцент заставил Тома улыбнуться, и он стал разглядывать «Радугу». Она ему определенно нравилась.

– Это к югу от Парижа. – Фрэнк выпрямился и продолжил, выговаривая слова, как показалось Тому, с особой тщательностью: – Имя Тома я знал, потому что отец пару раз упоминал о Томе Рипли в связи с нашим Дерваттом. Помнишь, мама?

– Честно говоря, нет, – отозвалась Лили.

– Том знаком с сотрудниками галереи в Лондоне, не так ли, Том?

– Да, верно, – спокойно ответил Том. Фрэнк собирался похвастаться знакомством с ним, как с важным человеком, и, может быть, осторожно подготовить мать и Турлоу к вопросу о подлинности некоторых картин, подписанных Дерваттом. Собирался ли Фрэнк защищать Дерватта и все картины Дерватта, даже если некоторые из них были подделками? Но продолжить им не удалось.

В соседней комнате Евангелина не спеша расставляла на столе тарелки и вино, а Юджин помогал ей. Лили предложила Тому осмотреть дом.

– Я буду очень рада, если вы проведете этот вечер с нами, – сказала она, поднимаясь наверх.

Она привела Тома в большую квадратную комнату с двумя окнами, которые, по словам Лили, выходили на море, хотя его сейчас не было видно, за окном царила тьма. Мебель была белая с золотом, рядом находилась ванная, тоже белая с золотом, даже полотенца были желтыми, а различные мелочи, например ящички комода, были украшены золотыми завитками, вероятно, в подражание стилю Людовика Четырнадцатого.

– А если по правде, что с Фрэнком? – спросила Лили, сдвинув брови, отчего на ее лбу пролегли три тревожные складки.

Том воспользовался моментом:

– Я думаю, он влюблен. Влюблен в девушку по имени Тереза. Вам что‑нибудь о ней известно?

– О! Тереза... – Лили оглянулась на неплотно закрытую дверь. – Это тринадцатая или четырнадцатая девушка, о которой я слышу. Не то чтобы Фрэнк рассказывал мне обо всех своих девушках, но Джонни кое‑что известно. А что вы думаете о Терезе? Фрэнк много о ней говорил?

– Нет, совсем нет. Но, по‑моему, он и сейчас ее любит. Она же была здесь, в этом доме. Разве вы не встречались?

– Да, конечно. Очень милая девочка. Но ей только шестнадцать. Как и Фрэнку. – Лили Пирсон взглянула на Тома, словно выражая сомнение в серьезности этих отношений.

– В Париже Джонни сказал мне, что у Терезы появилось новое увлечение.