Они доехали до границы пустоши и до проселочной дороги, ведущей к броду, и двинулись дальше, через ручей, в огромное черное сердце пустоши, где не было ни дорог, ни тропинок, а только пучки жесткой травы и мертвый вереск. То и дело лошади спотыкались о камни или увязали в мягкой земле, окаймляющей болота, но Фрэнсис Дейви находил дорогу, как ястреб в небе, мгновение помедлив и вглядевшись в траву внизу, он затем опять сворачивал и углублялся на твердую почву.
Скалистые вершины вздымались вокруг них и закрывали мир, оставшийся позади, и две лошади затерялись среди набегающих холмов. Бок о бок они пробирались сквозь мертвый папоротник — короткими, неестественными шагами.
Надежды Мэри стали увядать, и она оглядывалась на черные холмы, которые подавляли ее. Целые мили протянулись между нею и Уорлегганом, и Норт-Хилл уже принадлежал другому миру. В этих пустошах было старое волшебство, которое делало их неприступными, относящимися к вечности. Фрэнсис Дейви знал их тайну и уверенно продвигался сквозь тьму, как слепой в своем доме.
— Куда мы направляемся? — спросила она наконец, и ее спутник обернулся к ней, улыбаясь под широкополой шляпой, и указал на север.
— Уже совсем скоро слуги закона будут расхаживать по берегам Корнуолла, — сказал он. — Я говорил вам это во время нашего последнего путешествия, когда вы ехали со мной из Лонстона. Но сегодня и завтра нам не встретится эта помеха; только чайки и дикие птицы обитают на скалах от Боскастла до Хартленда. Атлантика — мой давний друг; быть может, дикий и более беспощадный, чем мне хотелось бы, но все-таки друг. Я думаю, вы слышали о больших кораблях, Мэри Йеллан, хотя в последнее время эта тема вам неприятна; но именно корабль и увезет нас из Корнуолла.
— Значит, мы собираемся покинуть Англию, да, мистер Дейви?
— А что бы вы предложили? После того, что случилось сегодня, викарий из Олтернана должен порвать со Святой Церковью и снова стать беглецом. Вы увидите Испанию, Мэри, и Африку, и кое-что узнаете о солнце. Вы почувствуете песок пустыни у себя под ногами, если захотите. Мне все равно, куда мы направимся; выбор за вами. Почему вы улыбаетесь и качаете головой?
— Я улыбаюсь потому, что все, о чем вы говорите — нереально, мистер Дейви, и невозможно. Вы прекрасно знаете, что я убегу от вас при первом же удобном случае и, возможно, в первой же деревне. Сегодня я поехала с вами, потому что иначе вы бы меня убили, но при свете дня, на виду у людей вы будете так же беспомощны, как я сейчас.
— Ну что ж, попробуйте, Мэри Йеллан. Я готов рискнуть. В своей счастливой самоуверенности вы забыли, что северное побережье Корнуолла вовсе не похоже на южное. Вы говорили мне, что прибыли из Хелфорда, где прелестные тропинки вьются вдоль берега реки и где ваши деревни нанизаны одна на другую, а на большой дороге стоят дома. Однако наше северное побережье далеко не столь гостеприимно, вы сами это увидите. Оно такое же пустынное и нехоженое, как и эти пустоши, и вы не увидите здесь ни единого человеческого лица, кроме моего, пока мы не доберемся до той гавани, которую я имею в виду.
— Тогда позвольте вас заверить, — сказала Мэри с вызовом, порожденным страхом, — позвольте вас заверить, что ничего не изменится, даже если мы доберемся до моря и до вашего корабля, и берег останется позади. Назовите какую угодно страну, Африку или Испанию, неужели вы думаете, что я последую туда за вами и не разоблачу вас, страшного убийцу?
— К тому времени вы забудете об этом, Мэри Йеллан.
— Забуду, что вы убили сестру моей матери?
— Да, это и многое другое. Забудете пустоши, и трактир «Ямайка», и как ваши собственные неловкие ножки случайно вывели вас на мой путь. Забудете свои слезы на большой дороге из Лонстона и того молодого человека, который был их причиной. |