Мэри кое-как нашла дорогу в прихожую и, едва соображая, что делает, повернула ручку двери гостиной и, запнувшись, ввалилась внутрь. Потом она скорчилась на полу, спрятав голову в колени.

Должно быть, на пару минут девушка и вправду потеряла сознание, потому что черные точки у нее перед глазами собрались в одно огромное пятно и весь мир вокруг стал черным. Однако положение, в котором Мэри упала, хорошо способствовало тому, чтобы снова прийти в чувство, и через мгновение она уже сидела, опершись на локоть и прислушиваясь к цокоту копыт во дворе. Девушка услышала, как животному, ругаясь, приказали стоять смирно, — это был голос Гарри-разносчика, — затем он, наверное, сел в седло и пришпорил каблуками пони, потому что топот копыт стал удаляться прочь со двора, вниз по большой дороге, и окончательно затих за склоном холма. Теперь ее дядя был в баре один со своей жертвой, и Мэри подумала, сможет ли она добраться до ближайшего жилья по дороге к Дазмэри и позвать на помощь. Это означало пеший переход в две или три мили по проселку через пустошь, прежде чем встретится первая пастушья хижина; по тому же проселку сегодня вечером удирал куда-то бедный идиот, и может быть, он и сейчас ждет и гримасничает на обочине канавы.

Мэри ничего не знала об обитателях хижины; возможно, они принадлежали к компании ее дяди, и в этом случае она прибежала бы прямо в западню. Тетя Пейшенс наверху, в постели, и она Мэри, конечно, не помощница, а скорее обуза. Ситуация безнадежная, и для незнакомца, кто бы он ни был, по-видимому, не осталось пути к спасению, если только он сам не договорится как-нибудь с Джоссом Мерлином. Обладая известной ловкостью, он мог бы одолеть дядю: теперь, когда разносчик ушел, трактирщик утратил численный перевес, хотя, конечно, физическая сила дяди говорила в его пользу. Мэри была близка к отчаянию. Если бы только где-нибудь нашлись ружье или нож, она могла бы ранить дядю или, по крайней мере, обезоружить его и дать несчастному возможность выбраться из бара.

Теперь девушка не думала о собственной безопасности: в конце концов, рано или поздно ее обнаружат, и нет смысла прятаться здесь, в пустой гостиной. Приступ головокружения и обморок были мгновенными, и Мэри презирала себя за слабость. Она поднялась с пола и, нажав обеими ладонями на щеколду, чтобы действовать как можно тише, на несколько дюймов приоткрыла дверь. В прихожей не слышалось ни звука, кроме тиканья часов, и луч света в дальнем коридоре погас. Дверь бара, по-видимому, была закрыта. Возможно, в этот самый миг незнакомец боролся за жизнь, боролся за возможность дышать, стиснутый в ручищах Джосса Мерлина, катаясь по каменному полу бара. Однако она ничего не слышала; что бы ни происходило за этой закрытой дверью, это происходило в тишине.

Мэри готова была еще раз выйти в прихожую и пробраться мимо лестницы в дальний коридор, но донесшийся сверху звук заставил ее остановиться. Скрипнула половица. Потом — минутная тишина, а затем звук повторился: тихие, осторожные шаги наверху. Тетя Пейшенс спала в другом конце дома, и Мэри сама слышала, как Гарри-разносчик минут десять назад уехал на пони. Девушка знала, что дядя в баре с незнакомцем, и никто не поднимался по лестнице с тех пор, как она сама по ней спустилась. Но вот доска опять скрипнула, и тихие шаги зазвучали снова. Кто-то находился в пустой комнате для гостей этажом выше.

Сердце Мэри опять заколотилось прямо об ребра, и дыхание участилось. Кто бы ни прятался наверху, он пробыл там много часов. Этот человек, наверное, выжидал там чего-то с раннего вечера; стоял за дверью, когда Мэри пошла спать. Если бы он появился позже, она услышала бы его шаги по лестнице. Возможно, неизвестный наблюдал в окно за прибытием повозок, как и она, и видел, как бедный недоумок с воплями бежал по дороге в Дазмэри. Девушку отделяла от него тонкая стенная перегородка, и он, конечно, слышал каждое движение Мэри — то, как она повалилась на постель, а потом — как одевалась и как открывала дверь.